Воззвах к тебе, услыши мя (СИ)

— У меня были свои проблемы. Тяжёлая болезнь, денежный долг. Человек. Эдвин Толлер. Священник. Помог мне. После его смерти я решил п-родолжить его дело и вз-взял его имя.

Илай с удивлением поднял глаза. Удивила его искренность. Вампир не сказал почти ничего — но рассказал всю свою жизнь.

Илай, наконец, заметил.

— Ваш клык.

Толлер перевёл на него взгляд, почти машинально проведя языком по зубу. С левой стороны, на месте вампирского клыка у него был резец.

— Вы поэтому так улыбаетесь? Вы стыдитесь этого?

Толлер усмехнулся — уже открыто — с таким видом, словно никогда об этом не думал.

— Скорее, старая п-ривычка. Я считаю его свидетельством т-того, что у нас с вами общие предки.

— Вампир-священник верит в эволюцию.

Смена зубов у них происходит где-то года в три. В это же время появляются клыки: дети до трёх лет щеголяют четырьмя резцами и полностью зависят от родителей. Почему так — Илай не знал. Может, чтобы язык не откусили. Так или иначе — но резцы иногда остаются.

Толлер пожал плечами.

— Мы далеко не в том веке, чтобы слепо верить П-исаниям. Религия помогает найти опору там, где всё рушится. Вп-летается в твою жизнь, помогает встать на ноги. Поддерживает, если нужно. Создаёт ри-туалы. Но это не значит, что, если ты вытащишь в шаббату осла из колодца, Отец разгневается, — Толлер снова улыбнулся. — «Т-там, где есть технологии, позволяющие передвигать горы, н-нет нужды в вере, которая д-движет горами.»

Ладно. То, что он не показывал клыки — клык, не важно, — даже как-то располагало. Плюс, на лицо обширный кругозор.

— Кем вы были до всего этого?

— Я ра-работал на B-Tech. Это ветка компаний…

— Я знаю, что это, — Ступень с ними работала. Илай усмехнулся в дым. — Резкая смена деятельности.

— Да, наверно, — вампир рассеянно рассмеялся. Снова посмотрел в глаза, закончив мысль:

— Писания не п-противоречат теории. Вы появились раньше. Затем пришли мы. Отец-Бог причащал людей своей кровью. Это метафора, но я уверен, что наши п-ророки — суть одно и то же и все мы.

Когда-то Мать и Отец жили в мире, как супруги. Они создали вместе Землю, Луну, весь обозримый мир, потом Отец, в подарок Матери, создал Солнце — и они увидели, что порождённый ими мир прекрасен, но пуст. От их союза стали рождаться люди. Но, когда людей стало достаточно много, чтобы начать самостоятельно жить и множиться, у Отца появились новые заботы, и он перестал уделять Матери внимание. Мать горько на него обиделась и ушла. Привыкшая давать жизнь, она уже не смогла остановиться, и так появились вампиры. Лишённые дара Отца ходить под его солнцем. Или что-то в этом духе.

Илай крепко затянулся и выпустил дым.

— Всё равно считаю, что всё это чушь. Хотя молился. Мы все молились. Чтобы, если мы умрём там, нас засунули в мешок и отправили домой.

— П-почему вы решились на это?

Илай на какой-то момент задумался.

— Здесь должно быть что-нибудь охрененно патриотическое, типа «Я думал это правильно» или «Это мой долг — сражаться за тех, кого не знаю» — нихрена. Я был молодой, восторженный и глупый — а маркетологи Ступени знали своё дело. У меня появились друзья, я втянулся. За это платили.

Илай затушил окурок и выбил из пачки новую сигарету. Закурил. Затянулся. Толлер молчал.

— Война — это грязь, боль и страх. И пошли нахрен все, кто думает иначе.

Илай больше не слышал фонтан. Его мысли были где-то в другом месте, в шелесте листвы где-то далеко.

— Я видел, как молодые восторженные парни, прямо как я вначале, садятся в самолёт, улыбаются — а возвращаются со впалыми глазами и большими зубами, все, как один.

Илай облизал губы, скрываясь где-то за дымом. Он слишком долго не придавал этому значения. А Толлер оказался тем, кто разворошил гнездо.

— Молодые не годятся для этого. Никто из них. После внезапной атаки, Боб, вдруг, понял, что командует кучкой сумасшедших, готовых палить во всё, что шевелится. Ему пришлось взять ситуацию под контроль. Пришлось убить одного из своих. Мы все это видели. Кто-то не выдержал, — он затянулся. — Остальные поняли, что романтика их ждёт только в книжках.

Илай вдруг посмотрел на священника трезвым взглядом человека, который понимает своё положение и где он находится.

— В подобных местах первыми умирают оптимисты. Те, кто искренне верит, что скоро всё закончится. Но проблема в том, что заканчивать — невыгодно. Слабые сходят с ума — сложно жить в постоянном страхе. Мозги заедает, как двигатель, в который вместо солярки плеснули бензин. Нервы истончаются, становятся хрупкими. А потом ломаются. Или сгибаются. Так узнаёшь свой предел. Кто-то не думал, что в наше время может быть так жестоко. Я же верил, что произойти может всё, что угодно. Возможно это меня и спасло.

— Вы считаете себя спасённым? — Толлер скосил взгляд куда-то Илаю за плечо. Снова, с неподдельным интересом, в глаза. — Что вы видите?..

Илай тоже посмотрел. Он не хотел. Но что-то в этом священнике заставило его. И сейчас перед ним стоял тот единственный спутник этих последних трёх лет. По спине пробежал холодок. Илай затянулся, так и кося в сторону.

— Что вы видите, Элиот?