Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка

– А вот теперь, товарищи ученые, доценты с кандидатами, давайте разберемся, где тут карма, где судьба, а где все остальное. Мой дед, подонок, сволочь был редкостная, каких свет ни видывал. В дверной проем, гад, не пролезал ни по высоте, ни по ширине. Да и боком-то с большим трудом пропихивался. Водки выжирал больше, чем табун гнедых воды на водопое, а закусывал в таких количествах, что целая стая гиен, сожри они это, передохли бы к черту от заворота кишок. Девок, охальник, портил, как портят отечественные автомобили на заводе в Тольятти. Так и он ставил их на конвейер, ничуть не заботясь о правильности геометрии кузова. А помер, зараза, в девяносто четыре года, до последнего дня выгибая подковы. Ну, как и положено в наших широтах, пьяным банально уснул в сугробе. И то ему этот снег, как слону дробина, не провались он накануне в прорубь. Так вот он из проруби вылез, а уж только потом уснул в снегу. А ласты склеил в итоге лишь под утро. Еще всю ночь храпел, как лошадь, да, видно, уж просто надоел Создателю… Да, в общем-то, хрен бы с ним, с этим дедом, но он еще ведь умудрился за свою поганую жизнь и книжку прочесть. Правда, всего одну, но зато какую! И почему же именно Франсуа Рабле попался этому дебилу под руку?! Да, видать, так она этому скоту понравилась, что он, уродина, своего единственного законного сынка назвал Пантагрюэлем! Пантагрюэль Фомич! Звучит? Вот и я о том же. Только яблоко от яблони, как известно, недалеко падает. Сыночек-то его, то бишь папашка мой, от Фомы Евсеича ничем не отличался. Просто-таки зеркальное отражение. Ни страз, ни аналог, ни дубликат, а прямое продолжение по образу и подобию. Такая же сволочь, такой же один к одному бегемот, такая же бездонная прорва – что по возлиянию, что по жратве – и такая же гнусная тварь по части противоположного пола. Если не хуже. Мне бы, может, впору порадоваться, так как папашка-то мой книжек вообще не читал, да, видно, в детстве от деда наслушался, да и запомнил, падла! Вот вам и результат. И хорошо, что так. А если бы наоборот? вы только вдумайтесь: Пантагрюэль Гаргантюаевич? Нет, уж лучше бы на костылях, Эльвира Тарасовна. А впрочем, я и так на костылях. Ну что моя жизнь? Я еще родиться не успел, как меня патриархальная мамаша-дура на кашку посадила. Я даже в школе завтраки не ел. Только кашками питался. Вплоть до армии. А в армию пошел, так и там два года кашки, кашки, кашки!.. Ну на хрена все эти кашки, если уже в тридцать лет мне, не пьющему и не курящему, из-за язвы и рака две трети желудка оттяпали? Скальпелем чик – и в ведро. Собакам на корм! А что я хорошего в жизни-то видел до этого скальпеля? Да ничего. А после него – так и подавно. Женщины, понятное дело, меня никогда не любили. Мало того что страшен, как ядерная катастрофа, так еще и имечко, соответствующее внешности. А присовокупить ко всему этому безобразию для полного счастья мою фамилию, то это уже будет полный абзац. Гротеск на мне заканчивается. Ему нет смысла искать новые формы, когда на третьей планете от Солнца, портя воздух, проживает Гаргантюа Пантагрюэлевич Малявкин, которому прямая дорога в шапито выкобенивать антраша вместе с лилипутами. Да можно и без антраша. Достаточно представиться. Ручаюсь, публика осталась бы довольной. А я ведь талантливый инженер и замечательный проектировщик, между прочим. Но, главное-то, за что? Правда, как-то раз одна безумная старуха на вокзале мне сказала, что меня убила зависть. Съела изнутри. А чтобы побороть ее в себе?.. Так я об этом никогда не думал. Да, действительно, в высшей степени безумная старуха.

Гаргантюа Пантагрюэлевич замолчал, уставившись в одну точку взглядом, преисполненным сосредоточенной задумчивости, и будь в якитории занавес, его непременно бы дали, после чего незамедлительно бы последовал гром аплодисментов, переходящих в бурную овацию. Опять же если бы к этому моменту с полей подтянулась ожидаемая публика.

– Ладно, Авдеич, плесни балтийцу, да я пойду, – как-то уж чересчур спокойно и обыденно произнес Гаргантюа Пантагрюэлевич, вероятно быстро погасив в себе те страсти, что только что в нем бушевали пожаром пятой категории.

Если сам Фаддей Авдеич, его поведение, речь, глаза и изменились коренным, так скажем, образом, то самогон-то на столе остался, и абстрагироваться от этой данности не представлялось возможным. Тем более с очищенными копчеными угрями, нарезанными жирными и крупными кусками. А это, согласитесь, уже совсем другая песня. Вот это-то как раз и есть, попросту, по-русски, лепота. К тому ж еще Еропка притащил привычной круглой формы нормальные тарелки. Правда, как я сразу же заметил, старинные. И не менее старинные приборы из серебра, на удивление великолепно сохранившиеся. Да что там говорить? Слов нет: забавная попалась деревушка.

По-прежнему не теряя квалификации, Авдеич мастерски разлил, и все мы с нескрываемой охотой выпили. Очень уж, признаюсь вам, хотелось.