Не знаю почему, но я сначала предпочел весело и беззаботно шарахнуться вправо и, обойдя якиторию, вышел на длинную деревенскую улицу, уходившую вверх по косогору и кончавшуюся там, где начинался лес. Примерно метрах в трехстах, а то и больше.
«Ну хорошо. Здесь, вижу, улица, а что у нас тогда с другой стороны?» Я еще толком не успел об этом подумать, а ноги уже несли меня вдоль фасада русско-японской избы в обратном направлении. Обогнув угол якитории теперь уже с противоположной стороны, очутился на такой же деревенской улице, в общем-то, ничем не отличавшейся от первой. Эти две улицы казались не просто похожими друг на друга, они, скорее, были практически идентичны, как составляющие какого-нибудь спланированного архитектурного ансамбля. Однако при этом я не стал бы утверждать, что отдельно взятый двор в точности копировал соседний. Нет. Даже напротив, каждый имел свою, какую-то характерную, подчеркнутую индивидуальность.
Обе линии домов, также уходивших вверх по косогору и упиравшихся в густой непроходимый лес, разделяла дорога. Только теперь уже обычная грунтовая деревенская дорога без единого намека на то, что здесь когда-либо лежал асфальт. Цивилизацией не пахло и в помине. Создавалось впечатление, что время здесь остановилось примерно где-то на второй половине девятнадцатого века и дальше двигаться не стало, решив, что хватит, иначе могут наступить для гомосапиенсов неотвратимые последствия, причиной которых явится прогресс, порабощающий сознание этих самых хоть и мыслящих, но во многом все же неразумных организмов.
Ступая босыми ногами по прогретой солнцем земле, я удалился вглубь улицы метров на сто пятьдесят – двести. Великолепные, сложенные из отборных бревен двухэтажные срубы с резными наличниками поражали своей прочностью и, главное, основательностью. И то судить об этом я мог исключительно по вторым этажам этих домов, так как первые были скрыты за высокими заборами.
Древние викинги называли земли славян Гардарикой – страной оград – и, видимо, в этом плане были абсолютно правы. Больше всего меня поразили заборы. Это были даже не заборы, а натуральный частокол из толстенных, вертикально торчащих и плотно подогнанных бревен с идеально оструганными концами. Поверьте, очень впечатляющее зрелище. Принцип жителей Туманного Альбиона «мой дом – моя крепость» в этой живописной деревушке нашел свое реальное воплощение: эти, с позволения сказать, заборы могли бы спокойно выдержать осаду не только викингов, каким-то образом сюда приплывших на двух или даже четырех ладьях, но и нешуточный набег ордынцев. В конце концов, практика показала, что в этой аномальной зоне возможно и не такое.
Мне вдруг ужасно захотелось попасть вовнутрь одного из дворов. Надо отметить, что ворота с непременно располагавшейся рядом отдельной калиткой ничем не отличались по прочности, массивности и солидности от частоколов. Досочки на воротах были под стать бревнышкам, из которых состояли эти так называемые заборы.
Я подошел к одной из калиток. На ней висело огромное железное кольцо, им я и воспользовался, то бишь громко постучал. В ответ ни звука. Гробовая тишина, и по-прежнему никого вокруг. Мне тогда, помню, подумалось, что пока гулял по улице, не встретил ровным счетом ни одной живой божьей твари: кошка мне дорогу не перебегала, и ни куры, ни гуси, ни индюки на глаза не попадались. Ну и, наконец, самое-то основное – как можно без собак, без этих наипреданнейших человеку существ? Ну, не могут же такую деревню населять только одни стрекочущие кузнечики?
Я конечно же попробовал было навалиться плечом на калитку, а затем – вот дурак – на ворота, но, как и предполагалось, мои попытки оказались тщетными. Ту же самую процедуру я проделал и с парой других соседних дворов в надежде, что какой-нибудь из сезамов нет-нет, да и откроется, пока наконец окончательно не убедился, что не стоит так уж откровенно искушать судьбу, если она к тому же не особо расположена впускать тебя в чужую частную жизнь, да еще оберегаемую таким солидным частоколом. Не лезь, дурашка. Видно, все это не только не ко времени, но и не к месту.
Что ж, хорошо. Допустим, я и это уяснил, но вот меж тем жизнерадостное настроение и веселость духа по-прежнему на тот момент присутствовали во мне, и я не придумал ничего лучше, как встать посередине дороги и громко во все горло задорно крикнуть:
– Люди! Люди добрые! Есть кто-нибудь? Отзовитесь, Христа ради!