Враг Геббельса № 3

Внезапно возникла картина, напоминающая мираж. Белоснежные хаты с красными черепичными крышами, с кружевными занавесками в окнах. Украинские волы с гигантскими рогами и девушки, светловолосые девушки в украинских платьях. Молокане. Их выгнала из России Екатерина II, и до сих пор они сохранили, как в музее, свой быт.

В Кировакане мы купили билеты в международный вагон, но в купе я так и не вошел. Я все время простоял в коридоре у окна. Пропасть сменяла пропасть, голубые базальтовые скалы чередовались с розовыми горами, ущелья, дикие, как в старых восточных легендах, монастырь, заброшенный на вершину отвесного утеса. Природа здесь выглядела так, словно вчера произошло землетрясение и все еще не встало на свои места».

Конечно, последняя фраза, образная сама по себе, звучит сегодня, после катастрофического катаклизма конца 80-х в республике, жутковато. Но так видел, так чувствовал художник, побывавший в Армении, судя по всему, во второй половине 20-х годов. После 1931 года такие путешествия они совершали уже с моей матушкой. Кстати, и Ереван автор именует еще Эриванем, как он и назывался вплоть до середины 30-х. Да и горный массив Алагёз уже давно обычно называют Арагацем… А во время основательной поездки в Армению где-то в 50-х – 60-х он очень много рисовал – и пейзажи, и портреты. Среди его героев епископ Саак в священном Эчмиадзине, обнаруживший в ходе сеанса дар остроумца, а также 110-летний крестьянин Авло, который по получении небольшой финансовой благодарности от художника, произнес: «Пойду куплю табак». Для отца это прозвучало бальзамом на душу: если такой старец курит, то и ему можно пока не бросать, что настоятельно требовали и мама, и врачи. Кстати, рисовал отец тогда карандашом – любимый черный фломастер еще не возник в его арсенале, а может, и не был изобретен. Когда он появится, вначале в виде толстых самодельных ручек, куда надо было добавлять черную жидкость, а затем в виде привозных сувениров, рука художника будет так тверда и верна, что нестираемые и несмываемые линии будут точны и убедительны.

…При первой же возможности, а она возникла в начале 70-х, я тоже отправился в Армению. Рисунков насмотрелся, наслушался семейных рассказов, да и вообще новое место всегда интересно. Туда мы отправились вместе с гостем моей тогдашней редакции – румынским коллегой и его супругой. Встречали нас, выражаясь сегодняшним языком, как вип-гостей. Даже более того. Оказалось, что незадолго до того был избран новый глава армянской церкви – католикос всех армян, родом из Румынии. И моего румынского коллегу воспринимали как лицо, к нему приближенное. Это принимало гротескные формы. Помимо встреч и официальных приемов, в ходе поездок по республике хозяева подвозили нас к неказистым с виду, но готовым к нашему приезду придорожным кафе. И первое, что ставилось рядом со столом, это ящик с двадцатью бутылками коньяка. Я все же запомнил из той поездки прекрасные горные пейзажи, дома из розового туфа. И конечно, поездку на Севан.

Голубая жемчужина республики, ее гордость и боль, озеро стало жертвой плохо просчитанных экономических экспериментов. Его воды в значительной мере решили пустить на нужды гидроэлектростанции, а обнажившееся дно использовать в хозяйственных целях. В итоге и озеро попортили, и отдачи особой не получили. Когда мы там были, то остров-скала из отцовских воспоминаний уже превратился в полуостров, а хозяева рассказывали нам о строительстве почти 50-километрового туннеля для переброски вод реки Арпа в Севан. Это перемежалось цветистыми тостами на берегу озера за столом с неповторимой жареной форелью. На обратном пути в Ереван сидевший в машине позади меня представитель союза журналистов, как и по дороге наверх, к Севану, время от времени от души и совершенно неожиданно хлопал меня по левому плечу, задавая вопрос: «Как дела, Владимир? Все хорошо?» Беда была в том, что этот дядя в молодости выступал на боксерском ринге в тяжелой категории. С тех пор он еще набрал живого веса, так что дружеское «похлопывание» заставляло меня вначале вздрагивать, а затем накреняться в сторону шофера.