Времена и нравы. Проза писателей провинции Гуандун

Лю Сянцюнь надел респиратор и одноразовые перчатки, несколько раз глубоко прощупал, неоднократно меняя положение рук, и стал один за одним доставать похожие на камни твердые, сухие, черные комки кала, вонь от которых ударяла прямо в голову. Кан Лянь, когда нужно, вводила внутрь лубрикант и постоянно стимулировала низ живота; старик внезапно вскрикивал, сгибался и тут же приседал.

В этот вечер Лю Сянцюнь не раз помыл руки, вновь и вновь растопыривая пальцы.

– Понюхай, неважно, как я их мою, все без толку. Много раз натирал мылом, и все равно запах еще остался, – сказал он жене.

Кан Лянь обеспокоенно оперлась об изголовье кровати; сегодня, когда старик назвал ее «матушкой», и она внезапно осознала, что уже состарилась, но ей снова захотелось побыть матерью.

Распорядок дня похож на шаблон. В четыре часа после полудня очередная прогулка: Кан Лянь вместе со свекром пришли на площадку. На ней собрались женщины, которые уже вышли на пенсию и обладали богатым жизненным опытом. На старости лет они вновь примеряют на себя роль детей, пристально наблюдают друг за другом и смакуют общие радости и печали особенно по-дружески. Одетые в яркие штаны, обладательницы тучных фигур изливают желчь по бытовым вопросам, ворчат на невесток за их проступки, спешат поделиться, где можно добыть редкое лекарство, а где бесплатно опробовать на себе терапевтические приборы.

Самые ранние воспоминания Кан Лянь об этой площадке были совсем не радостные. В тот день она пришла сюда вместе со свекром, и люди с большим интересом их разглядывали, а некоторые не удержались от комментариев:

– Посмотри на этих двоих пожилых супругов, так непринужденно проживают свои деньки.

Глаза Кан Лянь округлились, стиснув зубы, она произнесла:

– Как вы смеете? Он мой свекор.

Старику было восемьдесят пять лет, а жене сына – шестьдесят один, но их пожилой внешний вид стирал правду о том, что они принадлежали двум разным поколениям. В такой ситуации она чувствовала себя неловко, ее это задевало. Кан Лянь уже давно состарилась, но до сих пор занималась тяжелым трудом и в свои шестьдесят лет жертвовала своими интересами во благо других. Бабушки, услышав ее ответ, уточняли:

– А мужчина твой? Еще не на пенсии?

На площадке царила атмосфера мещанства и удушливой приземленности, тут собирались и обсуждали волнующие семейные проблемы. Очевидно, женщины, имея большой опыт, пытались наставлять Кан Лянь на путь истинный, однако она уклонялась от этого, уставившись пустым взглядом куда-то вдаль, не желая продолжать беседу. Что она могла им ответить? Лю Сянцюнь всегда был заведующим производственным отделом на государственной шерстопрядильной фабрике, жаль только, что большая фабрика, где трудились две тысячи рабочих, в один миг разорилась, иначе он спокойно получал бы сейчас пенсию дома. Зачем бы ему тогда, такому старому, идти на временную должность на частное предприятие?

Кан Лян со свекром часто встречали рядом с тренажерами старика Ли. Ему было семьдесят с небольшим лет, в молодости в коммуне был на побегушках у Лю; уклончивый и хитрый человек, позже он смог достичь высокого положения. В глазах простых людей ему несказанно повезло: в среднем возрасте хорошо устроился, а в старости оставался таким же крепким и здоровым. Старик Ли горячо их поприветствовал:

– Дружище Лю, это я, Ли Ханьтин.

Лю подумал-подумал и, засмеявшись, ответил:

– Помню, ты мой знакомый.

Старик Ли улыбнулся и ничего не сказал, взгляд его был полон жалости: этот дед Лю прожил целую жизнь, и нет ее больше у него, всю исчерпал до конца. Старик Ли, сохраняя манеры и воспитанность ушедшего на пенсию ганьбу[181], никогда не произносил вслух «старческое слабоумие», а называл это «болезнью Альцгеймера».

Ли Ханьтин хорошо разбирался в том, как правильно поддерживать здоровье: на площадке он делал махи, ходил на руках, боксировал с деревом, заставляя людей, помешанных на долголетии, массово подражать ему. А старик Лю гулял без дела и заодно подбирал с земли бутылки, пакеты, гнилые веревки и грязные игрушки, которые прятал за пазуху, будто какое-то сокровище.

Приближалось время возвращаться домой, и Кан Лянь заставила старика выбросить весь мусор, но он не подчинился, прижал находки к себе и упрямо мотал головой. Хоть у него и было лицо старика, но в душе сохранилась частичка юного бунтовщика. Поспорив некоторое время, Кан Лянь уступила ему, но сказала, что нельзя все оставить себе. Старик на некоторое время задумался. Он всегда оставлял себе вещи вроде каких-нибудь плюшевых обезьян, медвежат и тряпичных кукол.

Часть 2

В жизни обязательно должна быть надежда, и для Кан Лянь таковой был май. В середине мая брат мужа, Лю Сянцянь, забирал у них старика. С тех пор как старик потерял супругу, братья придерживались традиции заботиться об отце поочередно. После обеда Кан Лянь помогла старику собрать вещи и одежду, завернула все в ткань. Свекор почувствовал, к чему все идет, и неожиданно вытащил из-под кровати картонную коробку, полную подобранных им игрушек. Кан Лянь решила уговорить его: