Времена и нравы. Проза писателей провинции Гуандун

Прежде чем отправиться в обещанное место, Чэнь Цзюньшэн втайне от жены пробежал вдоль нескольких улиц, желая найти хотя бы внешне безопасный отель, в котором не было бы чего-то уж совсем безобразного. Он вернулся не солоно хлебавши: либо цена была заоблачной, либо его прошибал холодный пот при виде мужчин в странном состоянии, которые толкались у входа. Чэнь Цзюньшэн по телефону связался с соседом по комнате – маленьким земляком. Они встретились за общежитием, и Чэнь Цзюньшэн попросил, чтобы тот воззвал к чувствам соседей по комнате, мол, жена через несколько дней уедет, он после этого всех угостит, к тому же они будут отвечать за поддержание чистоты в комнате на протяжении недели.

А маленький земляк сразу потребовал одолжить ему двести юаней на срочные нужды.

Чэнь Цзюньшэн выругался про себя, но вытащил из кармана джинсов сто шестьдесят юаней, припечатав их к ладони просителя.

Кто бы мог подумать, что около четырех часов дня земляк передаст ему, что остальные не согласны, что это общежитие не чья-то собственность, и вообще, где он обычно бродит, напустив на себя важный вид? Под конец маленький земляк горько усмехнулся:

– Я ничего не могу поделать, брат, в свое время ты неправильно повел себя.

Спустившись на первый этаж, Лю Цайин сказала:

– В дальнейшем тебе все же необходимо наладить с ними нормальные отношения, не надо никого презирать.

– Не было такого, – бросил Чэнь Цзюньшэн, в душе признав правоту Лю Цайин: раньше он действительно их презирал, считая себя не таким, как они.

Вот, например, мангровые заросли неподалеку, их можно увидеть только в таком месте, как Шэньчжэнь. На заводе многие о них и понятия не имели, а Чэнь Цзюньшэн узнал о них еще в третьем классе старшей школы.

– Да уж конечно, – засмеялась Лю Цайин.

– Это они тебе про это сказали? Я же просил тебя с ними не разговаривать, я терпеть не могу перед кем-то пресмыкаться. Все они эгоисты и невоспитанные грязнули, никто из них меня не понимает, да и вообще, я не хочу, чтобы они меня понимали, это бессмысленно. – Странно, но в этот раз, произнося эти слова, он вдруг ощутил неуверенность в себе.

Лю Цайин молча слушала.

Чэнь Цзюньшэн со злостью пнул маленького земляка, после чего вышел с женой из комнаты. А до того он, охваченный смятением, дожидался, пока Лю Цайин, усевшись на корточки, не вывернет свою сумку, чтобы вытащить красный газовый платок и повязать его на шею. Пусть платок был немного помят, но в нем она стала еще привлекательней, чем прежде. Выходя из центральных дверей, он обратил внимание на красоту лунного света тем вечером, которая врезалась ему в память.

Лю Цайин настолько преобразилась, что Чэнь Цзюньшэн захотел обладать ею дважды.

Если бы не беспокойство о состоянии ее здоровья, он вообще с нее не слезал бы. Лю Цайин тоже ничего не говорила, лишь смотрела на него с улыбкой, от которой Чэнь Цзюньшэн вдруг ощутил неуверенность в себе. Она игриво впилась пальцами в его лицо, и Чэнь Цзюньшэн обнаружил в своем теле неиссякаемые силы, даже лежа на спине рядом с ней, он хотел, чтобы его нога непременно лежала на теле Лю Цайин, и, дождавшись, когда дыхание выровняется, вновь на нее взбирался.

Они не разговаривали.

– Вот скажи, – спросила Лю Цайин, – разве звезды на небе не самые развратные?

– Точно, они уж насмотрелись на наш уродливый вид.

От звезд у него запестрело в глазах.

– А ты все еще хочешь? – продолжала Лю Цайин.

Чэнь Цзюньшэн вздохнул, ему больше не хотелось разговаривать, но и мысли вроде стали не такими, как прежде. В чем состояла эта разница, он пока и сам не мог понять.

Неподалеку был ресторан с морепродуктами, открытый человеком из Чжаньцзяна[177]. Здание по форме напоминало корабль, казалось, оно плывет по воде, и водная гладь рябила бликами звезд. Сильный ветер рассеивал отражения и приносил оттуда отрывки песен, то гонконгско-тайваньских, то старых и ностальгических, но он не приносил звуков, любимых Чэнь Цзюньшэном. Он мечтал найти человека, с которым можно было поговорить о Дэн Лицзюнь[178]. Хотя ему было всего двадцать два года, он будто принадлежал к другому поколению, ему было понятно одиночество, жившее в душе этой женщины. Также никто не мог понять его любви к этой узкой улочке, да и сам он порой тоже не понимал, иначе почему он не мог толком сказать, что же в ней такого замечательного?

Он смотрел на мангровые заросли рядом с рестораном морепродуктов. По пояс утопленные в воде и буйно растущие, в ночной тьме они напоминали еле шевелящуюся толпу стоящих в воде людей. Лю Цайин, свернувшись калачиком, лежала рядом с его подмышкой, она не двигалась, уткнувшись лицом в его руку, и, похоже, уснула. Через одежду Чэнь Цзюньшэн чувствовал, что его жена сегодня необычайно мягкая и податливая.