Время ангелов

— Бриллиант? — презрительно тянул Виктор, подняв лупу на бледный, отполированный поцелуями любовниц лоб. — О! Если бы это был топаз, внимание, не цитрин, а топаз, — он вздохнул, порылся в ящике: — вот! — он разложил перед ней камни… — он, это чучело, mannequin-mannekenpis, наряжавшийся по воскресеньям в роскошный вельветовый костюм; она идет в церковь, зажав под мышкой толстый псалтирь с непонятными моравскими стихами, а он — с женой и смотрит под ноги на тротуар, усеянный собачьими какашками, чтобы ненароком не встретиться взглядом с бывшими любовницами,

mannequins — соломенными чучелами, в них тычут толстыми палками, чтобы утопить, но они всплывают, переворачиваются, кружатся в ледяной воде, и солома кажется еще желтее на черном фоне… — ладно, пусть пока брошь-крендель, украшенная жемчугом и бриллиантами, полежит в коробочке с именем ювелира из Данцига. Виктор носил усики как у Хокона Норвежского[26]

, дело было весной, жабы-самцы устремились из леса к прудам, где их ждали подруги, и Виктор тоже вышел из лавки на улицу, распустил хвост, вечерний жоран взъерошил перья на груди, листья липы у пристани были бледно-зеленые, а верхушка под грозовой тучей окрасилась в черный, Жозеф, собиравший липовый цвет для мадам Будивилль, чуть не упал вместе с лестницей: знаете, мальчик, в этом огромном парке нет лип, а мне бы так хотелось вечером выпить чашку липового чая, жабы ползли из леса, по двенадцать, по четырнадцать, пересекали по диагонали улицу Поссесьон в поисках самок, немых, с остановившимися как у мертвецов глазами, только пульсация под бородавчатой кожей указывала на то, что они еще живы, а на дне пруда, наполовину погрузившись в песок, лежал топор, до которого полицейским никогда не добраться. Зато один из них нашел под раскидистой секвойей сережку Валери, оброненную много лет назад после бала. Роза, Розетта, молодая кастелянша, заговорщицки взглянула на Виктора, попавшегося ей на пути. «Слишком много народу на балконах», — Виктор свернул в узкий переулок к дому Вильмы, сидевшей в оранжевом пеньюаре в эркере с цветными витражами: рыцарь в саду и замок. Вечнозеленое растение на деревянной подставке, кукла с серебряными волосами на диване для красоты и посреди всей этой роскоши в ожидании визитов Виктора — неужели это я, Вильма?! та, что пасла коров, спускалась по каменистой тропинке к школе, слушала, как дядюшка Кито играет на губной гармонике?

— Возможно, она менее благородная, чем предыдущая, но по крайней мере не будет раздувать скандал! А та, вот уж Господи прости!

Вечером он завалил заднее сидение машины коробками от часов, как делал всегда, когда рвал отношения.

— Все кончено, ни, ни! Почему вы не хотите понять?

— Но ты же любил меня, больше всех на свете, ты сам говорил.

— Давайте сохраним чудесные воспоминания о нашей недолгой идиллии, зачем все портить?

Виктор, Виктор — дамский угодник, рассердился по-настоящему, щелкнул пальцами, как гремучая змея погремушкой; ах, если бы некоторые мужчины носили колокольчик, предупреждающий об их приближении, мы бы сторонились этих прокаженных, этих змей! И вот она умоляет его позвонить: последний раз, пожалуйста! А если Сюзанна узнает?! Она вернется к родителям. Со своим приданым. Добрая, славная Сюзанна! Мимо прошел Жозеф с холщовой сумкой: счастливчик, женщины его пока не преследуют! Слепой! слепой Виктор! Однажды по приказу желтого генерала его обмажут медом и кинут осам на болото, за то, что не сумел сделать трех часов из одного будильника, плюх, и утки тяжело взлетели; иноземный чиновник объезжал с инспекцией город, аккуратно записывая в блокнот: выщербленный карниз, отказ повиноваться, — вырвал страницу, передал ее уполномоченному: вернуться с палачом. Напрасно несчастная любовница ждала у телефона, Виктор, распушив хвост, неспешно возвращался домой; жоран расцветил небо сине-зелеными глазками, вырвав несколько перьев у павлина, прогуливавшегося по двору Поссесьон. С какой стати экономить, рано или поздно все заберут за долги, Гермина, садясь на стул, слегка поморщилась. Что это? дождь? — спрашивала она. Глупость какая, разве жоран приносит дождь?! это стадо Пьера топочет, хотя сначала, правда, может показаться, что река или ливень шумит. За что мне сын, который охотнее танцует, чем в поле работает? Сын возвращался с праздника лучников на мотоцикле друга, промчались между елками, украшенными бумажными розами, выскочили в поле, потом на дорогу, врезались в столб, и Жак умер на месте. С тех пор, оставив ферму на слугу, отец каждый день, кроме декабрьских и январских, уходил на заре со стадом, овцы спускались сплошным потоком,