Время ангелов

— …совершенно необъяснимого, он умел работать веслами, лодка отлично держалась на воде, и если бы…

— Хватит, Сиприен, мы в курсе, что вы тоже опытный гребец, что вы часами торчите на озере, вам ведь не надо семью содержать..

— Да, и возможно, торча часами на озере, я узнал кое-что… что вас бы заинтересовало. И даже очень.

— На чем я остановился? Ах, да! Оноре пропал.

— Это все, что вы хотели сказать?

— О! пропал… Египет — огромный, знаете ли, если человек какое-то время не пишет, вовсе необязательно, что он пропал, когда у них там хамсин, это как наш фён, писать просто нет сил.

Гермина, когда дул фён, закрывалась в комнате и подсовывала под дверь записки.

— Ну я здесь, наверное, лишняя, ваши семейные дела…

— Нет, нет, тетя Урсула-Поль, с вашими знаниями о Египте… итак, наш герой Оноре уплыл. На корабле, построенном на наши деньги. Он наверняка еще не раз объявится, пока мать его жива, если, конечно, не утонет до того, как она покинет наш бренный мир. Но что потом?

— О! Сильвия крепкая. Эти канатоходки, эти танцовщицы…

— Танцовщица? Вы уморить меня со смеху решили…

Конечно, они решили уморить ее со смеху, одну в монастырской келье, пищу клали у подножья главной башни, все вечера она на коленях простаивала: Гастон! Гастон! они решили уморить меня со смеху. Так и жила с гарпуном в боку, который в нее метнули когда-то.

— Как только Сильвия умрет, он перестанет объявляться. Когда я думаю… я же был ему вместо отца после гибели несчастного Гастона…

— И все-таки непонятно, тут кроется какая-то тайна, он же умел плавать, возможно, у нашего Сиприена есть догадки на этот счет.

— В общем, Оноре больше не будет писать, он мне прямо сказал, мне, своему дяде.

— О! дядя…

— О! Сиприен, ты хоть понимаешь…

— Эй! хватит! эй! хватит! не души меня, Гонтран, ты же не хочешь, чтобы моя смерть была на твоей совести?

— Мне совершенно все равно, учитывая в какой мы сейчас ситуации. Не знаю, вы все тут вообще понимаете, чем обернется отсутствие Оноре! Отсутствие. Это юридический термин. Это вовсе не синоним проживания за границей, как вы, наверное, думаете. Нет.

Это Отсутствие с большое буквы «О». В этот период запрещено распоряжаться имуществом отсутствующего, даже если очевидно, что он окочурился в какой-нибудь дыре…

— Гонтран! Что за язык! Мой отец Gutsbesitzer…

— Да, да, но Отсутствие Оноре! Вы отдаете себе отчет?

Чем оно обернется для нас? Этим крючкотворам понадобится десять лет, чтобы допустить мысль о смерти Оноре. Где мы будем через десять лет? Ты, Валери, будешь через десять лет свежа как майская роза. Если учесть, что на свадьбе твоего дорогого Гастона ты уже была не первой свежести.

Тогда под жасмином она все щупала пузырек с серной кислотой в холщовой сумке!

— Вижу, вы уже обсуждаете личные вопросы, мне лучше уйти.

— Нет, что вы, тетя Урсула, — вежливо возразил трефовый король.

Она встала, вышла из комнаты, унося со своими шерстяными нижними юбками и snowboots с отворотами из каракуля старушечий запах. Тысяча девятьсот семнадцатый, Египет, стаи перепелок! на губах вкус соли, небо потемнело, перепелки слетелись на берег, дети ловили птиц соломенными шляпами, арабы несли их в пустыню и сушили под палящим солнцем. А коптская церковь у вечных песков! Страусиное яйцо, древнее, сверкающее, словно сделанное из слоновой кости, украшает верх масляной лампы, каждый раз, когда отодвигаешь занавес дикого винограда, видишь гигантскую черную ногу из порфира, и что теперь: тетя Урсула-Поль совсем одна ходит взад-вперед, качаясь, по квартире, набитой подушками, салфеточками и фотографиями Поля, отправившегося как-то утром в Эль-Файюм.

— Она могла бы здесь переночевать и не приезжать послезавтра на garden-party.

— Подумайте о слугах, Гонтран. Они уже с ног сбились.

— Но Роза охотно бы приготовила постель. Она услужливая, милая… Да, та, что похожа на Колетт, вы знаете… Но давайте вернемся к Оноре, Отсутствие — юридический термин…

— Телефон! Я отвечу?

— Хоть раз наш Сиприен на что-то сгодился …

— Не может быть! Ты! Тебе встретился Моби Дик?

— Моби Дик! это еще кто такой?

Сиприен возвращался, весело размахивая рукой.

— Вспомнишь солнце… Рад сообщить, дорогой Гонтран, что ваши опасения не подтвердились. Знаете, кто звонил? Оноре, ваш драгоценный Оноре. Какое счастье, что он не угодил в пасть акулам и рыбе-пиле.

— Оноре… но откуда?..

— О! Не из Египта, а прямо из дома. Именно! Здравствуй, дядя Сиприен. Словно уехал неделю назад.

— Надо его пригласить.

— Утку есть не будем, до завтра не испортится, на улице не так уж жарко.

— Даже не думайте, Валери, утку… Утка маленькая, еле на двоих хватает. Нет, нет, у нас дома подавали утку на человека, дикую утку, разумеется, и даже Эгон…

Застрелился случайно, когда чистил ружье. Что она делает здесь среди этих чужаков? Юнкер вскоре составил ему компанию: завалился на паркете, вытянув длинные ноги в гетрах, упершись головой в стену, обшитую деревом, хоронили его без лорнета, куда теперь деть его лорнет и челюсть дяди Гельмута? все выбросили в refuse-heap.