Время «Ч»

— Что? — заорал Генка. Он схватил самого рослого и тряхнул его изо всех сил.

— Петька… — пролепетал тот. — Его краем по голове стукнуло. Он там… в воде…

Мы обернулись — желтый кружок игриво прыгал на мелкой волне.

Генка метнул на меня взгляд, но я уже летел в воду.

Секунда — я у плота. Нырнул — глубина метра два, дно илистое, жирное. Видимость — нулевая, бурая муть кругом.

Шарю руками — туда, сюда… Звон в ушах, выныриваю — хватаю воздух… Снова вниз… Иду зигзагом, быстро… Нет нигде… Да что же это? Где же он?

Снова выныриваю. Рядом Генка и Толик. У Генки глаза квадратные, у Толика лицо перекошено, орет: «Не здесь!.. Плот отнесло…»

Наверно, башка его работала как компьютер. Она схватила все данные и сразу же выдала ответ.

Толик отплыл метров на пять в сторону, к берегу — кто бы мог подумать! — и решительно крикнул: «Тут он!..»

Его тон не позволял сомневаться в выводе.

Глубокий вдох… Здесь немного светлее, но все равно ничего не вижу. Снова работаю на ощупь. Ил забивается в нос и в уши. Неужели не найду?.. Здоровый мужик, обученный плавать под водой… Умру, но найду… Сам здесь останусь… Найду… Найду… Найду…

Я работал, как автомат. И когда наткнулся на него, то от неожиданности даже отдернул руку. У меня разрывало легкие, но я боялся вынырнуть. А движения стали вялые, и сила из рук ушла.

Схватил… Тяну, тяну… Мне показалось, я услышал, как противно чавкнула грязь, отпуская его тельце.

Теперь туда, к солнцу… Ребята схватили мальчонку, а у меня из носа текла кровь, перемешанная с илом.

…Мы спасли его — трое взрослых, объединенных одним желанием: заставить ребенка снова жить. Конечно, можно подробно рассказать, как я дрожащими пальцами выковыривал глину из его рта. как вдыхал воздух в маленькие потухшие легкие, массировал сердце… Толик и Генка, смекнув, что нужно делать, по очереди сменяли меня…

6

Мы пришли прощаться с морем. Было пасмурно. Сквозь плотную пелену туч пробивались только самые настырные лучи. Их путь от небесной дырочки до арены широкого простора был обозначен светящимся, геометрически ровным туманом.

Красный катер, плоский, похожий на губную гармошку, с фанатическим упорством торопился от одного пятна света к другому, стараясь побывать в каждом ярком пятачке.

Зачем?.. Почему?..

Солнце за тучами наклонилось еще ближе к горизонту, и лучи погасли. Мгновенно… Все…

Обиженный катеришко заскользил в сторону Ялты.

Море было гладким. Горизонт — серым.

Это был лучший отпуск в моей жизни. Я чувствовал необычайный прилив сил…

Дыня «акмал»

Мы называли его просто — дедушка Акмал. Он приходил на заставу почти каждый день и всегда — даже зимой — приносил с собой большую желтую дыню. Когда мы дружно уплетали ее, она буквально таяла во рту. Это был какой-то особый сорт — медовый, душистый.

Мы знали, что Акмал потерял на войне трех сыновей. Может быть, поэтому его так тянуло к молодым солдатам. Он любил смотреть, как мы занимаемся физподготовкой: бегаем вокруг дувала, подтягиваемся на перекладине, выжимаем самодельную штангу. Он знал всех нас по именам, но, обращаясь, всегда добавлял «огылжон», что по-узбекски означает «сынок».

По праздникам аксакал надевал красивый шелковый халат, на котором ярко блестела медаль. Начальник заставы рассказывал нам, как дедушка Акмал задержал нарушителя. Он тогда пас на берегу колхозную отару. Помогал ему верный Акбар — огромный, лохматый пес. Лазутчик, прячась за корягу, переплывал пограничную реку. Акмал вблизи видит плохо, а вдаль его узкие глаза глядят зорко. Он сразу заметил эту странную корягу, которая «шла» поперек течения.

Дедушка Акмал вместе с Акбаром незаметно спрятались в зарослях тростника. Нарушитель причалил к берегу, только хотел развязать свой мешок — и вдруг слышит:

— Руки вверх, нечестивец!

Обернулся лазутчик — рядом дедушка Акмал стоит и Акбар грозно зубы скалит.

— Ты что, аксакал? Я купаюсь здесь…

— Иди, куда скажу! Иначе мой Акбар разорвет тебя на куски!

Так Акмал и привел нарушителя на заставу.

…Однажды дедушка Акмал пришел в праздничном халате. Это было 22 апреля — день рождения Владимира Ильича Ленина. Начальник заставы на митинге выступил, комсорг наш выступил… И тут дедушка Акмал сразу две руки поднял:

— Можно я скажу?

Все, конечно, обрадовались.

Встал дедушка Акмал, снял тюбетейку, провел ладонью по своей короткой седой бороде и говорит: