Время и боги. Дочь короля Эльфландии

Прошло целых три дня, прежде чем капитан снова надрался, а тем временем всем нам, в том числе и бедному старине Биллу, пришлось несладко, потому что капитан всякий день измышлял новые проклятия, и куда бы ни указывал он пальцем, туда отправлялись наши души; и рыбы к нам привыкли, и звезды тоже, и никто из них не пожалел нас, когда мы мерзли на мачтах либо плутали в чащах водорослей, – и звезды, и рыбы занимались своим делом, холодно и невозмутимо на нас поглядывая. Однажды, когда село солнце и настали сумерки и Луна разгоралась в небе все ярче, мы на мгновение прервали работу, потому что капитан вроде бы не глядел на нас, залюбовавшись закатными красками, – как вдруг злодей развернулся и отослал наши души прямехонько на Луну. А Луна оказалась холоднее ночного льда; жуткие горы роняли мрачные тени, и вокруг царило безмолвие, словно в бесконечных лабиринтах склепов. Земля размером с лезвие серпа сияла в небе, и все мы горько тосковали по дому, но не могли ни заговорить, ни закричать. Когда мы вернулись, стояла глубокая ночь, и на протяжении всего следующего дня мы держались с капитаном весьма почтительно, однако очень скоро он снова кое-кого проклял. Больше всего мы боялись, что капитан пошлет наши души в ад, и никто не поминал про ад иначе чем шепотом, чтобы не навести его на эту мысль. Но на третий вечер юнга сообщил, что капитан пьян в стельку. Мы поспешили в капитанскую каюту и обнаружили, что злодей и впрямь лежит поперек койки, и стрелял он так метко, как никогда прежде, но пистолетов-то было всего два, и недосчитались бы мы только двоих, кабы он не хватил Джо пистолетной рукоятью по голове. В конце концов мы связали нашего недруга. На протяжении двух суток бедный старина Билл вливал в капитана ром, не давая ему протрезветь, чтобы дар проклятия не вернулся к злодею до тех пор, пока мы не отыщем подходящий утес. И еще до заката следующего дня мы нашли для нашего капитана славный пустынный островок вдали от морских путей, примерно в сотню ярдов длиной и восемьдесят шириной; мы отвезли его туда в лодке и оставили ему годовой запас еды, – ровно столько, сколько приходилось на каждого из нас, потому что бедный старина Билл любил справедливость. Там мы капитана и бросили: удобно привалившись к скале, он горланил матросскую песню.

Когда песня капитана затихла вдали, все мы весьма приободрились и устроили пир из наших годовых запасов, потому что рассчитывали вернуться домой не позже чем через три недели. На протяжении недели мы задавали роскошные пиры по три раза на дню, и каждый получал больше, чем мог съесть, а недоеденные куски мы бросали на пол, словно урожденные джентльмены. А потом вдали показался Сан-Уэгедос, и мы надумали причалить и потратить там наши денежки, но ветер переменился и погнал нас в открытое море. Нам так и не удалось лечь на другой галс и войти в гавань, хотя другие корабли проплывали мимо нас и благополучно бросали якорь в порту. Порою вокруг нас воцарялся мертвый штиль, в то время как рыбацкие баркасы летели к берегу на крыльях урагана, а порою ветер выгонял нас в открытое море, а повсюду вокруг царили тишь да гладь. Весь день мы трудились не покладая рук, ночью легли в дрейф и назавтра предприняли еще одну попытку. Матросы других кораблей сорили деньгами в Сан-Уэгедосе, а мы все никак не могли к нему приблизиться. И тогда мы обозвали нехорошим словом и ветер, и Сан-Уэгедос и уплыли восвояси.

В Норенне повторилось то же самое.

Теперь мы жались друг к другу и говорили только шепотом. Вдруг бедный старина Билл ощутил страх. Мы прошли вдоль всего Сирактического побережья, снова и снова пытаясь пристать к земле, но у каждой гавани нас поджидал ветер и отбрасывал судно в открытое море. Даже малые островки нас не признавали. И тогда мы поняли, что бедному старине Биллу на берег не сойти, и разбранили его доброе сердце, заставившее высадить капитана на скалу, чтобы кровь злодея не пала на наши головы. Делать было нечего – только носиться по воле волн. Теперь мы не устраивали пиров, опасаясь, что капитан проживет целый год и так и не подпустит нас к берегу.

Поначалу мы взывали ко всем встречным кораблям и пытались подплыть к ним на лодке; но оказалось, что на буксире от капитанского проклятия не уедешь, и мы сдались. Целый год мы играли в карты в капитанской каюте, днем и ночью, в шторм и в штиль, и каждый обещался расплатиться с бедным стариной Биллом, как только мы окажемся на твердой земле.

При одной мысли о бережливости капитана нас бросало в дрожь: это он-то, что в море напивался раз в два дня, он по сей день живехонек и вдобавок трезв, потому что проклятие не впускало нас в гавани – а запасы убывали!

Тогда мы бросили жребий – и Джиму не повезло. Джима хватило нам ровнехонько на три дня, и мы снова бросили жребий, и следующим оказался негр-слуга. Черномазого тоже не удалось растянуть надолго, и мы снова бросили жребий, и выпал Чарли, а капитан и не думал отдавать концы.