Время и боги. Дочь короля Эльфландии

Но с того самого момента, как мистер Шеп впервые осознал (не как сведения, почерпнутые из книг, но как истины, постигаемые интуитивно) всю отвратительность своего занятия, и дома на окраине, куда он возвращался на ночь (его вида, и типа, и претензий), и даже собственной повседневной одежды, – с этого самого момента он отозвал от повседневности свои грезы, фантазии, амбиции – собственно, все, кроме того материального мистера Шепа, который носил сюртук, покупал билеты, учитывал денежный оборот и, в свою очередь, учитывался статистикой. Та часть души мистера Шепа, что принадлежала жрецу и поэту, никогда не ездила ранним поездом в Сити.

Поначалу он предавался игре воображения и в грезах своих проводил день за днем в полях и у рек, и нежился под солнцем в южных краях, там, где оно сияет над миром особенно ярко. Затем он напридумывал себе там бабочек; а после того – задрапированных в шелка людей и храмы, возведенные ими в честь богов.

Со стороны заметно было, что мистер Шеп молчалив, а порою даже и рассеян, но на его обращении с покупателями это не сказывалось – с ними мистер Шеп вел себя столь же обходительно, как и прежде. Так он грезил целый год, и, по мере того как он грезил, фантазия его набирала силу. Он все еще почитывал в поезде газеты за полпенса, все еще обсуждал преходящую тему минувшего дня, все еще голосовал на выборах – хотя некая часть Шепа там уже не участвовала, он уже не вкладывал во все это душу.

Год прошел приятно, воображение до сих пор было для мистера Шепа внове и зачастую обнаруживало много всего прекрасного там, куда устремлялось, на юго-востоке, у границы сумерек. Мистер Шеп, с его практичным, логическим складом ума, частенько говаривал: «Зачем мне платить два пенса в Электрическом кинотеатре[26]

, если я и без него способен увидеть все, что угодно?» Все его поступки были в первую очередь абсолютно логичны; знакомые всегда отзывались о Шепе как о «здравом, трезво мыслящем, рассудительном человеке».

В тот самый значимый день своей жизни мистер Шеп, как обычно, поехал в город ранним поездом, чтобы продавать покупателям внушающие доверие товары, в то время как душа Шепа странствовала в фантастических землях. А пока он шагал от станции, вполне проснувшийся, пусть и погруженный в грезы, его внезапно осенило: а ведь настоящий Шеп – не тот, кто идет на работу в черной безобразной одежде, но тот, кто бродит по опушке джунглей близ бастионов древнего восточного города, что отвесно воздвиглись над песками, – бастионов, на которые одной вечной волной накатывает пустыня. Мистер Шеп привык думать, что город называется Ларкар. «В конце концов, фантазия так же реальна, как и тело», – с несокрушимой логикой утверждал он. А ведь это опасная теория.

Мистер Шеп осознавал всю ценность и важность методичности для той, другой жизни, которую он вел, – в точности как и в Бизнесе. Он не позволял фантазии улетать слишком далеко, пока она досконально не изучит ближних окрестностей. В частности, мистер Шеп избегал джунглей – он не боялся повстречаться там с тигром (в конце концов, они же ненастоящие), но вдруг там таятся существа еще более странные! Он медленно возводил Ларкар: бастион за бастионом, и башни для лучников, и медные врата, и все такое прочее. А затем однажды он заключил – и совершенно справедливо! – что облаченные в шелка люди на улицах, их верблюды, их товары из Инкустана и сам город – все это порождение его воли; и мистер Шеп объявил себя царем. С тех пор он улыбался, когда прохожие на улицах не снимали пред ним шляпу, пока шествовал он от станции на работу; но он был достаточно практичен, чтобы понимать: лучше не заговаривать об этом с теми, кто знает его только как мистера Шепа.