И явился некто во вторник, и омыл Шимишу голову розовой водою, и снова стали поклоняться ему и петь: «Есть еще Шимиш». И однако ж, Чу-бу был доволен и говорил так: «Осквернена голова Шимиша», и еще: «Голова его была осквернена, и довольно о нем». Но однажды вечером, глядь! – голова Чу-бу тоже была запачкана, и от внимания Шимиша это не укрылось.
А боги – они не таковы, как люди. Мы злимся друг на друга и тут же отрешаемся от гнева своего, но ярость богов долговечна. Чу-бу все помнил; не забыл и Шимиш. Они разговаривали не так, как мы, но молча, про себя, однако ж слышали друг друга, и мысли их не походили на наши. Не должно нам судить их по человеческим меркам. Всю ночь разговаривали они – и всю ночь произносили одни и те же слова: «Грязнуля Чу-бу». – «Неряха Шимиш». – «Грязнуля Чу-бу». – «Неряха Шимиш» – и так всю ночь напролет. Ярость их не утихла с рассветом, и ни одному не надоело обличать соперника. Постепенно Чу-бу осознал, что он не более чем ровня Шимишу. Все боги ревнивы, но сознавать, что ты ничем не лучше выскочки Шимиша, этой крашеной деревяшки на сто лет новее, чем Чу-бу, и что Шимишу поклоняются в твоем же собственном храме, было особенно обидно. Чу-бу был ревнив даже по божьим меркам; когда же снова настал вторник, третий день поклонения Шимишу, Чу-бу понял, что долее терпеть не в силах. Он чувствовал, что должен выплеснуть свой гнев любой ценой, и с неистовым пылом вернулся к попыткам вызвать небольшое землетрясение. Идолопоклонники как раз ушли из храма, и Чу-бу сосредоточил всю свою волю на том, чтобы совершить это чудо. То и дело поток его мыслей прерывало уже знакомое присловье: «Грязнуля Чу-бу», – но Чу-бу желал и желал неистово и яростно, даже не отвлекаясь, чтобы сказать то, что ему так хотелось сказать и что он сказал уже девять сотен раз, и наконец даже эти вмешательства стихли.
А стихли они потому, что Шимиш вернулся к затее, от которой так до конца и не отказался: к желанию утвердиться и возвыситься над Чу-бу, совершив чудо; а поскольку дело происходило в вулканическом районе, Шимиш решил, что небольшое землетрясеньице – как раз то чудо, с которым легче всего справится мелкий божок.
А у землетрясения, которое вызывают двое божков, а не только один, шансы на успех удваиваются и несоизмеримо повышаются, нежели когда два божка тянут в разные стороны; так, если взять в пример богов более древних и великих, когда солнце и луна тянут в одном и том же направлении, прилив особенно мощен.
Чу-бу ничего не знал о теории приливов и был слишком занят своим чудом, чтобы заметить, чем там занят Шимиш. И внезапно чудо взяло и совершилось.
Это было землетрясение местного порядка, ведь, помимо Чу-бу и даже Шимиша, есть и другие боги; совсем маленькое землетрясеньице – в точности как пожелали боги, но в результате сдвинулись плиты в основании колоннады, поддерживающей храм с одной из сторон, и одна стена обрушилась целиком, и невысокие лачуги жителей того города заходили ходуном, и кое-где заклинило двери, так что и не откроешь. Сего было вполне довольно, и в первый момент показалось, что тем дело и кончилось; ни Чу-бу, ни Шимиш не требовали продолжения, но они уже привели в действие древний закон, еще более древний, нежели сам Чу-бу, – закон всемирного тяготения, которому колоннада противостояла вот уже сотню лет. Храм Чу-бу дрогнул, снова застыл, пошатнулся и рухнул прямо на головы Чу-бу и Шимиша.
Храм перестраивать не стали, ведь все побаивались приближаться к таким грозным богам. Одни говорили, что чудо совершил Чу-бу, а другие утверждали, что Шимиш; так возник раскол. Слабые души, озабоченные непримиримым противостоянием двух сект, искали компромисс и говорили, что чудо совершили оба божка вместе, но никто даже не догадывался, что причиной тому явилось соперничество.
И возникло присловье, и обе секты равно в него верили: мол, кто прикоснется к Чу-бу, умрет – а тако же и тот, кто взглянет на Шимиша.
Вот как Чу-бу попал ко мне в руки, когда я, путешествуя по свету, заехал за холмы Тинга. Я обнаружил идола в развалинах храма: Чу-бу лежал на спине и его ручонки и пальцы ног торчали из завалов мусора; именно в таком положении, в каком я его нашел, я и храню его по сей день на каминной полке, чтоб не опрокинулся ненароком. А Шимиш раскололся на куски, так что его я забирать не стал.
Чу-бу выглядит таким трогательно беспомощным, болтая в воздухе пухленькими ручонками, что иногда я из сострадания кланяюсь ему и молюсь, приговаривая:
– О Чу-бу, создатель всего сущего, помоги рабу своему.
Чу-бу на многое не способен, хотя я почти уверен, что однажды за партией в бридж он послал мне козырного туза после того, как весь вечер у меня на руках ни одной приличной карты не было. Или если не Чу-бу, так, значит, удача. Но Чу-бу я этого не говорю.
Чудесное окно
Полицейский прогонял старика в восточной одежде. Именно это, да еще сверток, который тот нес под мышкой, привлекло внимание мистера Слэддена, добывавшего себе хлеб службою в торговом доме Мерджина и Чейтера.