Время и боги. Дочь короля Эльфландии

И более не строили люди замыслов: может статься, благоговение, которым словно бы дышали эти строки, внесло покой в души парламентариев, а может быть, мед оказался крепче записей в книгах. Как бы то ни было, жители Эрла еще немного посидели молча за чашами с медом. И едва загорелись звезды, а небо на западе еще не потемнело, селяне покинули кузницу Нарла и разошлись по домам, ворча по пути, что нет у них в Эрле правителя-чародея, и мечтая о магии, что спасла бы от забвения любимую деревню и долину. Один за другим люди прощались с друзьями, подходя к дому. А трое или четверо, что жили в самом конце деревни, под сенью холмов, не дошли еще до своих порогов, когда вдруг заметили они загнанного, измученного единорога: ослепительно-белый, сияющий в звездном свете и последних отблесках сумерек, зверь мчался через холмы. Селяне замерли и уставились на невиданное чудо, прикрывая глаза рукою, и огладили бороды, и подивились. Воистину то самый настоящий белый единорог несся усталыми прыжками. И тогда люди услышали приближающийся лай псов Ориона.

Глава XVIII. Серый шатер вечером

К тому моменту, когда загнанный единорог промчался через долину Эрл, Алверик провел в пути уже более одиннадцати лет. На протяжении десяти лет и даже дольше отряд из шести человек ехал за домами вдоль края ведомых нам полей, вечерами разбивая лагерь и навешивая на шесты причудливую ткань, повисавшую серыми складками. Неизвестно, отражался ли волшебный отблеск дерзкого похода во всем, что окружало шатер, – только лагерь скитальцев всегда казался самой необычной деталью пейзажа; и по мере того как вокруг сгущались сумерки, ореол романтики и тайны, окутывавший отряд, становился все ощутимее.

Несмотря на неистовое нетерпение Алверика, странники двигались лениво и неспешно; иногда, в красивом месте, они задерживались дня на три; затем снова пускались в путь. Девять или десять миль одолевали они и опять разбивали лагерь. Алверик уверен был в сердце своем, что в один прекрасный день они увидят границу сумерек, в один прекрасный день они вступят в Эльфландию. А в Эльфландии, как он знал, время течет иначе: в Эльфландии он встретит Лиразель, ничуть не изменившуюся с годами, ни одну улыбку не сотрут свирепые годы, ни одну морщинку не проложит губительное время. На то надеялся Алверик; и надежда эта вела странный отряд от привала к привалу, и одинокими вечерами ободряла скитальцев у костра, и манила их все дальше на север – так ехали они, не сворачивая, вдоль края ведомых нам полей. Тамошние жители предпочитают не глядеть в ту сторону, потому никто не видел шестерых странников, никто их не замечал. Только помыслы Ванда отвращались понемногу от общей надежды, с каждым годом разум его все настойчивее отвергал приманку, что влекла вперед остальных. И конечно же, дело кончилось тем, что Ванд утратил веру в Эльфландию. После того он просто следовал за отрядом, пока не настал день, когда подул ветер с дождем, все продрогли и вымокли, а лошади устали; тогда Ванд покинул отряд.

Раннок же отправился в путь, потому что в сердце у него не осталось надежды, и хотел он уйти от страданий; но вот настал день, когда в кронах деревьев ведомых нам полей пели дрозды, и безнадежное отчаяние Раннока растаяло в сверкающем солнечном свете, и вспомнил он об уютных домах, о людских обителях. Вскоре как-то вечером и Раннок покинул лагерь и поспешил в края более отрадные.

Но помыслы оставшихся четверых были едины, и под грубой промокшей мешковиной, что натягивали странники на жерди, вечерами царило полное согласие и довольство. Ибо Алверик не расставался с надеждой с упорством своих предков, которые в давних битвах завоевали Эрл раз и навсегда и удерживали долину на протяжении веков, а в отрешенном сознании Нива и Зенда мечта эта выросла и набрала силу, словно некий редкостный цветок, что садовник случайно посадит на неухоженной пустоши. Тиль пел о надежде; безумные его фантазии, что стремились вслед песне, расцвечивали поход Алверика все новыми и новыми волшебными красками. И помыслы оставшихся были едины. Предприятия гораздо более великие, как безумные, так и здравые, завершались успехом, когда дела обстояли подобным образом, и предприятия гораздо более великие терпели крах, ежели дело обстояло не так.