Время и случай

После этого начались пленарные заседания в венском дворце Хофбург. Все были в определенной мере исполнены чувства оптимизма. В это время мы квартировали уже не в гостинице «Интерконтиненталь», а переехали в Баден — очаровательный курортный городок под Веной. В один из дней мне позвонила в отель жена и поздравила с присвоением ранга чрезвычайного и полномочного посланника. Она же сообщила, что меня должны отозвать из Вены в Москву, так как новый заведующий 3-м Европейским отделом А. П. Бондаренко настаивает на моем возвращении. Это известие вскоре подтвердилось.

Наступали летние каникулы. Поэтому глава нашей делегации О. Н. Хлестов не стал спорить с указаниями из Москвы. Узнав о моем предстоящем отъезде, Дин, ван Уффорд, западногерманский посол Рут устроили прощальный вечер в венском Гринцинге. В заключение вечера представители НАТО купили у разносчицы цветов и игрушек мне в подарок маленького заводного серого осла. На седле у осла написали «МБФР» — сокращенное название венских переговоров на английском языке. Все очень потешались по поводу этого ордена НАТО, выданного мне за заслуги в ведении переговоров.

Этот ослик до сих пор хранится у меня. Симпатичная игрушка. Но вместе с тем и символ — какими были все тогда ослами, полагая, что достаточно сдвинуть переговоры с места, и процесс пойдет, за первой договоренностью последуют другие.

Осенью, несмотря на сопротивление А. П. Бондаренко, я все же приехал на второй раунд переговоров. Первый заместитель министра В. В. Кузнецов сумел настоять на том, чтобы я был послан в Вену хотя бы еще на пару месяцев. Я, разумеется, был рад этому. Прежде всего я очень хотел показать Вену своей жене. Она в это время тяжело болела, была вынуждена уйти с педагогической работы и нуждалась в смене обстановки. Меня самого тянуло к переговорной работе и разоруженческой тематике. Заниматься дальше спорами с ФРГ по поводу Западного Берлина, писать проекты посланий Брежнева в ответ на очередную просьбу Брандта, выдуманную Баром, например о полете самолетом бундесвера в Берлин для укрепления позиций СДПГ в бундестаге, было не очень интересно. Из-за этой поездки в Вену я впервые серьезно повздорил с А. П. Бондаренко, который убеждал меня, что для меня лично нет никакого смысла работать «на дядю», то есть на главу нашей делегации в Вене. Но я и в Вене, и в Москве в любом случае должен был бы работать «на дядю», а в Вене было все же интереснее.

Германские дела к тому времени мне изрядно поднадоели. Я их знал вдоль и поперек. В материальном плане мы жили в Москве довольно трудно. Поэтому я несколько лет пытался сменить профиль работы. В те годы был большой спрос на кадры для работы в Африке. Людей туда загоняли нередко насильно. Я выразил готовность поехать добровольно. И получил тут же отказ. Управление кадров «добровольцам» не доверяло. Если человек из европейского отдела сам просился в Африку, значит, что-то тут было нечисто. Не помогли мне в последующий период и изученные французский, а затем испанский языки. «Немцу» было положено сидеть на германском направлении. В роли работника в какой-либо ненемецкой стране министр меня «не видел», хотя мое стремление сменить амплуа поддерживал П. А. Абрасимов, возглавлявший несколько лет всесильный отдел загранкадров ЦК КПСС.

По приезде в Вену мы поселились с женой в квартире в одном из домов у церкви «Мария ам Гештаде». Переговоры шли своим чередом. Писались речи, проводились встречи и приемы. К новому году жена вернулась в Москву, а я, оставшись один, начал раздумывать о перспективах. Прошедшие несколько месяцев показывали, что венские переговоры будут затяжными и, скорее всего, бесперспективными. Для такого прогноза были две весьма серьезные причины.

Во-первых, на горизонте замаячила так называемая «проблема цифр». Запад настаивал: прежде чем начинать сокращения, выложить на стол цифры о количествах войск и вооружений с обеих сторон. На основании этого затем решать вопрос, сколько, кому и чего сокращать. Наша позиция: дискуссия о цифрах лишь будет затягивать переговоры и реальные сокращения, целесообразнее договориться о размерах сокращений с обеих сторон и провести эти сокращения под строгим контролем. Та часть войск и вооружений, которая оставалась бы после сокращений, была бы примерно равной для обеих сторон, но подсчитывать там «каждый солдатский нос» контролерам не следует. Это был бы, как мы говорили, шпионаж.

На протяжении долгих лет переговоров эта основная позиция сторон претерпевала разные модификации. То предлагалось начать с сокращения только американских и советских войск, то шел разговор о верхнем лимите численности сухопутных войск ОВД и НАТО и начиналась оживленная торговля, кто и какую лепту должен внести в эти сокращения, то разгорался спор, возможно ли включать в сокращения авиацию, а если да, то какую.