Имея перед глазами подобную невеселую перспективу, наиболее развитые республики бывшего СССР постараются подальше отойти от России и прибиться поближе к европейским сообществам. По сути дела, они будут в ближайшее время делать примерно то же самое, что делают сейчас государства Восточной Европы, — пытаться использовать Россию как источник дешевого сырья и энергоносителей и рынок своей, не находящей сбыта на Западе продукции и в то же время идти на максимальное политическое, военное, экономическое и прочее сближение с развитыми странами, причем если попросят, то и в ущерб стратегическим и иным интересам России. Яркий пример тому — Украина.
Применительно к республикам Средней Азии, судя по всему, будет происходить то же самое, но с поправкой на иные геополитические реалии, особенности экономических, социальных и религиозных структур. Здесь все более вожделенными партнерами, скорее всего, будут становиться Турция, Иран, Пакистан, арабские государства. Не сказали, но еще скажут о своих заявках Индия и Китай.
Пожалуй, правы те западные политики, которые полагают, что на первых порах с Россией останутся из государств СНГ наиболее бедные и малоинтересные партнеры для других стран. Их внутреннее состояние и финансовые проблемы могут быть балластом для бюджета России и тормозом для ее реформ.
Однако процесс «разбегания» во все стороны от Москвы, скорее всего, не будет столь однозначным и одномерным. Производственно-хозяйственные, научно-культурные, транспортные, коммунальные, наконец, родственные и семейные связи, сформировавшиеся в условиях единой государственности, будут оставаться мощной скрепкой на многие, многие годы. Схватившиеся с такой жадностью за суверенитет и независимость новые государства вскоре столкнутся с территориальными и иными проблемами в своих международных делах и смогут убедиться, что не все из них поддаются удовлетворительному решению через механизмы ООН или СБСЕ. Потребуется сильный союзник или союзники. Тогда взоры вновь обратятся к России. Никто, кстати, никогда не входил в состав Российской империи или Советского Союза в результате досужих размышлений в тени чинар или у днепровских круч. Всегда действовали другие — реальные, жесткие, императивные — интересы и необходимости.
Сейчас, особенно после исчезновения Югославии, заговорили о Европе 1914 года, о развале наследства Антанты и т. п. Не хочу каркать, хотя на месте кое-кого в Европе, особенно наших бывших восточноевропейских соседей, следовало бы встрепенуться. Но тем не менее, коль скоро речь пошла об этом, надо бы и припомнить, что в своих нынешних национальных границах Украина и Белоруссия — плод политики Советского Союза, то есть союза с Россией и опоры на нее. Есть о чем подумать в этой связи и среднеазиатским республикам. Вещи, казавшиеся до сих пор сами собой разумеющимися, могут перестать быть таковыми, тем более в условиях сознательного разрушения и расчленения единых вооруженных сил и общего стратегического пространства. «Свобода» сладкое слово. Но ценой свободы были всегда риск, ответственность, а нередко и одиночество.
Вернемся, однако, к России. В условиях перестройки, начатой, как в конце концов оказалось, без четкого плана и представлений об ее этапах и целях, с Россией сыграл злую шутку ленинский принцип самоопределения наций вплоть до отделения. Выдуманный в противовес действительно разумному и ответственному бундовскому лозунгу о национально-культурной автономии в рамках единого государства, он преследовал одну-единственную цель — любой ценой свергнуть правительство и захватить власть. Для этой цели были хороши все средства — даже поражение в войне собственного отечества. Нет сомнений, апелляция к этому принципу и национализму послужила основным катализатором процесса отстранения от власти через 73 года после Октябрьской революции партии Ленина ценой развала Советского Союза. Правда, есть и существенное различие: взяв власть, большевики тут же превратились из пораженцев в оборонцев-оборонцев-защитниковсоциалистического отечества, а из национал-сепаратистов в федералистов и даже унитаристов. Пришедшие же к власти в 1991 году демократы признали случившееся оптимальным решением и разбрелись затем по национал-государственным квартирам.
Тем самым они взяли на себя тяжелую историческую ипотеку. То, что полгода спустя после августовских событий Председатель Верховного Совета России Р. И. Хасбулатов заговорил 17 марта 1992 года о «трагическом распаде» Советского Союза, может свидетельствовать о прозрении. Но импульсы-то к этому «трагическому распаду» исходили именно от российского руководства. Историю не перепишешь, и слов из песни не выкинешь.