Время и случай

К тому времени венгры вдруг открыли для граждан ГДР свои границы с Австрией и начался массовый исход восточных немцев через их республику на Запад. Был создан прецедент, который был распространен затем на Чехословакию и Польшу и в конце концов заставил ГДР раскрыть свои границы и взрезать себе вены. Однако уже в момент съезда ХДС было ясно, в каком направлении могут пойти дела и как видит вероятную перспективу развития событий руководство ФРГ. Прямых доказательств не было, было, скорее, интуитивное предчувствие.

Оно меня не обмануло. Значительно позже я узнал, что в августе 1989 года, когда я благополучно проводил свой отпуск в Монголии, в замке Гимних, что под Бонном, в обстановке строгой секретности встретились Коль и Геншер с тогдашними премьер-министром и министром иностранных дел Венгрии Неметом и Хорном. Венгерские рыночные реформы к тому моменту в очередной раз зашли в тупик, страна была на грани банкротства. Возможностей брать валютные кредиты у СССР у венгерских товарищей больше не было. Немет и Хорн пообещали немцам открыть свою границу с Австрией и беспрепятственно пропускать через нее граждан ГДР. Коль и Геншер заплатили за это кредитом в один миллиард марок. У меня до сих пор такое впечатление, что наша разведка проглядела эту договоренность, открывшую путь к практическим мерам по ликвидации ГДР. Возможно, конечно, и другое: в Москве всё знали, но решили не вмешиваться.

Я счел необходимым предупредить Москву о своих опасениях и предположениях. Реакция была, скорее, неблагоприятной. Меня не критиковали впрямую, но ясно давали понять, что считают такую информацию слишком субъективно заостренной. Почему-то о содержании моей шифротелеграммы знал и помощник канцлера и пытался выговорить мне за это. Международный отдел ЦК КПСС, насколько мне известно, представил М. С. Горбачеву итоги съезда ХДС и высказывания на нем Коля в спокойных, рутинных тонах. Но оснований для спокойствия не было. События становились все более бурными и неуправляемыми. В ГДР движение гражданского неповиновения превращалось во все более мощное и массовое. Было видно, что даже такая многочисленная и дисциплинированная партия, как СЕПГ, не сможет удержать под своим контролем происходящее.

Между тем у нас дома, судя по всему, и в этом вопросе сохранялось немало иллюзий. Полагали, что достаточно заменить Э. Хонеккера на какую-либо «перестроечную» фигуру (если не на Э. Кренца, то на X. Модрова), и дела вновь пойдут на лад, что хоть в конечном итоге воссоединение. Германии, наверное, и неизбежно, но до этого поворотного момента предостаточно времени для политических маневров, инициатив, переговоров. В известной степени с толку сбивало и то, что сами западные немцы явно не ожидали столь быстрого, бурного и неудержимого развала ГДР.

Достаточно вспомнить первые осторожные 10 пунктов Коля, выдвинутые им в конце ноября 1989 года, рисовавшие объединение как длительный, весьма постепенный процесс, ведущий в итоге лишь к конфедерации ГДР и ФРГ. К его чести надо, правда, сказать, что он быстро менял тактику и приспосабливал свои действия к обстановке. Как и в футболе, немцы все время играли вдоль поля, гнали мяч из любых положений в ворота противника, в то время как мы, сохраняя основную ориентировку на быстро слабеющее правительство СЕПГ, плели кружева, играя поперек движения.

Ночью 9 ноября 1989 года, когда пала стена, я получил срочное указание связаться с канцлером и с В. Брандтом и передать им устные послания М. С. Горбачева. Смысл этих посланий состоял в том, чтобы предотвратить в Берлине возможные массовые столкновения. В западной части города шел митинг, на котором выступали политики из ФРГ, в восточной же части на стадионе им. В. Ульбрихта собрали свой массовый митинг коммунисты. В Москве опасались серьезных беспорядков в случае, если бы участники обоих митингов вошли в соприкосновение.

Выполнить эти указания было непросто. В. конце концов мне удалось вытащить к телефону помощника канцлера X. Тельчика с трибуны у Шенебергской ратуши в Западном Берлине и зачитать ему послание для передачи канцлеру. Добрался я, хотя и с трудом, и до помощника В. Брандта. Но перед этим мне пришлось поставить на ноги многих боннских знакомых. И тут я почти физически ощутил, что воссоединение состоялось, а ГДР кончилась, что возврата назад не будет. Мои самые солидные друзья были совершенно пьяны — то ли от шампанского, то ли от нахлынувших на них чувств. Такого я никогда еще не видел за все годы моей службы в Германии. Они благодарили Советский Союз, они говорили о большом будущем германо-советских отношений, они клялись в дружбе и плакали от счастья. Вопрос для них был предрешен.