Время и случай

С ним мы довольно быстро договорились, что будет заключено соглашение о компенсации советским гражданам, пострадавшим в результате нацистских преследований по образцу аналогичных соглашений, заключавшихся ранее ФРГ с Францией, Грецией, Люксембургом и рядом других стран. Немецкая сторона предлагала оформить это соглашение обменом письмами между министерствами иностранных дел, перечислить на цели компенсации определенную сумму в фонд, который мог бы называться фондом советско-немецкого взаимопонимания. Управлять фондом могла бы советская сторона, которая бы и решала, кому и сколько платить. Оставался, однако, открытым вопрос о сумме. Ее предстояло определить на переговорах.

Но сначала нам надо было самим определиться, в отношении нашего запроса, что предполагало проведение солидной подготовительной работы по выявлению числа и круга лиц у нас в стране, которые могли бы с достаточным основанием претендовать на получение компенсации. Брать на себя выполнение этой работы МИД СССР, конечно, не мог, то есть не располагал необходимыми для этого возможностями. Здесь нужны были архивы Министерства обороны, КГБ, документы нотариата. Кроме того, вопрос затрагивал интересы не только целого ряда центральных ведомств, но и республик. Исходя из этого, наш министр предложил: окончательное решение по сумме нашего запроса должно приниматься Кабинетом министров СССР по докладу всех заинтересованных ведомств. Соответствующая работа вскоре была начата и заняла несколько месяцев.

Переговоры же с Д. Каструпом были важны прежде всего с той точки зрения, что фиксировали готовность обеих сторон найти решение вопроса о компенсациях и намечали пути урегулирования этого вопроса. Об этом было опубликовано соответствующее сообщение в печати, которое привлекло к себе внимание прежде всего у нас в стране.

Рассмотрение вопроса о ратификации пакета германских договоров было назначено на 4 марта. Мы тщательно готовились. Составили доклад для А. А. Бессмертных, продумывали и просчитывали все мыслимые и немыслимые вопросы депутатов и ответы — на них. Материал для этого был весьма богатый — его давали многочисленные предварительные слушания на комитетах Верховного Совета СССР. Но новый министр в них не имел возможности участвовать, не прошел эту «мельницу». Кроме того, владея германским вопросом, он все же германистом не был и всех подробностей переговоров с немцами не знал. В случае неожиданного поворота дискуссии возникал определенный элемент риска. Но его можно было перекрыть, выпуская на трибуну по мере необходимости наших экспертов, которые непосредственно участвовали в разработке того или иного договора или соглашения.

По Верховному Совету СССР ходило в тот момент немало тревожных слухов. Предсказывали, что не менее 100 депутатов будут голосовать против ратификации. Если бы это случилось, то судьба договоров могла оказаться под вопросом. Это был бы крупный провал нашей внешней политики, отрицательные последствия которого были бы очень серьезны. Упреждая такой, поворот событий, я. в пространном интервью газете «Известия» подробно объяснил, что произошло бы в случае нератификации договоров. Но напряженность оставалась.

Внезапно министр вызвал меня и сказал, что с докладом в Верховном Совете СССР выступать не будет. Президент, мол, распорядился, чтобы вопрос докладывал я. Не скажу, чтобы это очень меня обрадовало. Я подумал, что президент решил не «подставлять» пой удар своего нового, только что назначенного министра. Случись что — он не виноват. Но времени на рассуждения не оставалось. Я побежал дорабатывать текст доклада на сей раз уже «под себя».

В начале заседания Верховного Совета СССР, когда А. И. Лукьянов объявил, что докладывать будет Ю. А. Квицинский, возникла некоторая заминка. Как и следовало ожидать, с мест стали задавать вопросы, почему не выступает министр. По опыту предыдущих обсуждений можно было опасаться, что кто-нибудь сейчас начнет обвинять МИД СССР в неуважении к парламенту и выдвижении в качестве докладчиков второстепенных лиц. Тогда все дело с самого начала будет испорчено. Председательствующий, однако, среагировал быстро и точно: это просьба президента, он считает, что целесообразно поступить именно так. Вопросы из зала прекратились, и я пошел на трибуну.

Доклад был рассчитан минут на 40, в газетах он не публиковался, так что уместно воспроизвести его основные тезисы. Вот они.