Время мира

Распределение богатства было в Венеции уже весьма диверсифицированным, и прибыли от торговых операций аккумулировались там в самых разнообразных хранилищах, скромных или значительных; эти прибыли непрестанно инвестировались и реинвестировались. Суда, громадные плавучие дома, как их позднее увидит Петрарка, почти всегда делились на 24 карата (каждый собственник имел некоторое число этих акций). Как следствие корабль был капиталистическим с самого начала. Товары, которые грузили, обычно закупались на аванс, предоставленный кредиторами. Что касается денежной ссуды (mutuo), то она изначально существовала и в противоположность тому, что соблазнительно было бы предположить, не была запачкана грязью ростовщичества. Венецианцы очень рано признали «законность кредитных операций по критериям деловых людей»¹⁷². Это не означает, что не практиковался также и ростовщический кредит (в том смысле, какой мы бы придали этому слову) и с очень высоким процентом (поскольку нормальная ставка, «согласно обычаю нашего отечества» — «secundum usum patriae nostrae», — уже составляла 20 %), да еще и с залогом, который затем оставался в когтях заимодавца. Такими приемами семейство Циани с XII в. завладело большей частью земельных участков вокруг площади Св. Марка и вдоль улицы Галантерейщиков (Мерчериа — Merceria). Но разве до появления современной банковской организации ростовщичество не было повсюду необходимым злом? Сразу же после Кьоджийской войны, которая страшным образом ее потрясла, Венеция смирилась с заключением у себя первого договора (

condotta) (1382–1387 гг.)¹⁷³ с еврейскими ростовщиками, ссужавшими деньги простому народу, а при случае и самим патрициям.

_{Венецианские купцы обменивают сукна на плоды Востока. Марко Поло. Книга чудес. Национальная библиотека (Ms. 2810).}

Но коммерческая ссуда (mutuo ad negotiandum) — дело другое. Это было необходимое орудие торговли, ставка его, хоть и высокая, не считалась ростовщической, поскольку в общем она находилась на уровне процента на денежные ссуды, практиковавшегося банкирами. В девяти случаях из десяти торговый кредит бывал связан с договорами о товариществе, так называемыми colleganza (появившимися по меньшей мере с 1072–1073 гг.)¹⁷⁴, вскоре ставшими известными в двух вариантах. Это была либо односторонняя colleganza: заимодавец (именовавшийся

socius stans, т. е. компаньон, остающийся на месте) авансирует некоторую сумму компаньону путешествующему (socius procertans). По возвращении, когда подводится баланс, компаньон путешествующий, выплатив сумму, полученную при отбытии, сохраняет за собой четвертую часть прибыли, а остальное достается капиталисту. Или же colleganza двухсторонняя: в этом случае заимодавец авансирует только три четверти суммы, а компаньон путешествующий вкладывает свой труд и четвертую долю капитала. Тогда доходы делятся пополам. Эта вторая colleganza, по мнению Джино Луццатто, не раз служила для маскировки того, что в односторонней могло показаться ростовщическим¹⁷⁵

. Так как слово не изменяет существа, colleganza всеми своими чертами напоминает commenda других итальянских городов, эквивалент которых очень рано и очень поздно встречался как в Марселе, так и в Барселоне. Коль скоро в Венеции слово commenda¹⁷⁶ имело значение «вклад», потребовался иной термин, чтобы обозначить морскую ссуду, заем.