Время мира

Сотрудничество между «сердцем» и Амстердамом вылилось в разделение задач: промышленность процветала в Лейдене, Гарлеме (Харлеме), Делфте; судостроение — в Брилле и Роттердаме; Дордрехт жил за счет значительной торговли по Рейну; Энкхёйзен и Роттердам контролировали рыбный промысел в Северном море. Опять-таки Роттердаму, самому могущественному городу после столицы, доставалась лучшая часть торговли с Францией и с Англией; Гаага, столица политическая, немного напоминала Вашингтон в Соединенных Штатах в прошлом и в настоящем. И значит, не случайно Ост-Индская компания разделялась на отдельные палаты, и не случайно наряду с Амстердамским банком, созданным в 1609 г., утвердились менее активные, но аналогичные банки в Мидделбурге (1616 г.), Делфте (1621 г.), Роттердаме (1635 г.). Пьер Боде мог с полным основанием говорить, перефразируя хорошо известное выражение, относящееся к США и компании «Дженерал моторс»: «То, что хорошо для Амстердама, хорошо и для Соединенных Провинций». Но Амстердаму приходилось считаться со своими соратниками, терпеть зависть и враждебное отношение других городов и приспосабливаться к этому за неимением лучшего.

_{А. Сторк Нейвенхейс. Амстердам: так называемая башня Харингпаккерсторен. Собрание Б. де Генсвана. Фото Жиродона.}

Пестрый состав населения

Города суть потребители рабочей силы. Городской комплекс Соединенных Провинций процветал лишь благодаря росту населения: один миллион человек в 1550 г., два миллиона — в 1650 г. (в том числе миллион в городах). Такой успех был достигнут не только на базе местного населения. Взлет голландской экономики призывал, требовал иностранцев, отчасти он сам был их созданием. Естественно, не все они нашли там землю обетованную. Нидерландское процветание не переставая порождало существование огромного пролетариата, скученного в трущобах и вынужденного питаться худшими продуктами. Лов тощей сельди в ноябре «запрещается объявлениями властей, [но] его терпят, коль скоро он служит для пропитания бедняков»⁵⁰. Как и в Генуе, все прикрывалось активной благотворительностью, которая умеряла возможные вспышки классовой борьбы. Тем не менее недавняя выставка в амстердамской Ратуше пролила немалый свет на грустное зрелище нищеты в Голландии XVII в., где богатые были богаче, нежели в иных странах, а бедняки столь же многочисленны и, быть может, более несчастны, чем в других местах, хотя бы уже в силу неизменной дороговизны жизни.

Однако не все иммигранты приезжали искать в Голландии сомнительного богатства. Многочисленны были и те, кто бежали от войн и религиозных преследований, бывших бичом XVI и XVII вв. После перемирия, подписанного с Испанией в 1609 г., Соединенные Провинции были на грани разрыва своего согласия и разрушения того, что им служило государством, из-за жестоких распрей, религиозных (ремонстранты против контр-ремонстрантов) и политических (регенты городов против статхаудера Морица Нассауского). Но эта волна насилий, отмеченная победой протестантской ортодоксии на Дордрехтском синоде в 1619 г. и статхаудерства — после казни в том же году великого пенсионария Яна ван Олденбарневелта, не была продолжительной. Она не могла продлиться долго в стране, где были многочисленны католики, где на востоке присутствовали лютеране, где оставались активными протестантские диссиденты. В конечном счете установилась и укрепилась терпимость одновременно с индивидуальными свободами, которым способствовало раздробление политической власти. «Служители протестантской религии в конце концов имели очень ограниченный успех в своих попытках превратить Республику в протестантское государство, в некотором роде по женевской модели»⁵¹.