Время расставания

Она не усматривала никакого сходства. Сергей был крепче, а его волосы много темнее. Быть может, нечто общее в форме подбородка или носа? «Получается, что он твой двоюродный брат», — жужжал в ее мозгу чей-то навязчивый противный голос. Француженке чудилось, что она играет в некую странную игру, игру, основанную на обмане, во время которой следует с недоверием относиться к внешности собеседника. Может ли быть один человек одновременно кем-то еще?

«Но это мужчина, которого ты любишь!» — твердил тот же неприятный голос, как бы стараясь убедить ее в этом. Камилла поднесла руку к горлу. Ей казалось, что у ее ног разверзлась непреодолимая пропасть и Сергей теперь был где-то далеко, на той стороне пропасти.

— И как давно ты об этом узнал? — глухо спросила она.

— Около месяца назад. Я был у них в декабре.

Охваченная внезапным нетерпением, молодая женщина принялась ходить взад-вперед по комнате.

— Мне необходимо его увидеть. Я должна с ним поговорить.

— Увы, я охотно отвез бы тебя к родителям, но Сибирь для иностранцев закрыта.

— Я думала, что все эти ограничения сняли после смерти Сталина.

— Это нельзя изменить за один день, Камилла. Вероятно, ты сможешь попасть в Иркутск…

— Зачем мне ехать в Иркутск? — вышла из себя Камилла. — Неужели тебе не удастся получить необходимые документы? Я всегда полагала, что у тебя есть связи среди высокопоставленных членов партии. Для чего нужно твое звание героя, если ты не в состоянии извлечь из него никакой выгоды?

— Не стоит говорить со мной подобным тоном, Камилла.

— Но я должна его увидеть, ты меня слышишь? — настаивала молодая женщина, сжав кулаки. — Я должна сесть напротив него и спросить, почему он так поступил, почему бросил семью, никому ничего не объяснил.

— Сначала это была не его вина. А затем революция, война…

— Если очень хотеть, то всегда можно что-нибудь придумать. Он был вполне удовлетворен той ничтожной жизнью, которую вел в Сибири, вполне безопасной жизнью, а в это время вся Европа была охвачена огнем, лилась кровь, и мой отец сражался в окопах. А твой отец просто дезертир! Вот кто он такой!

Сергей вскочил.

— Как ты можешь говорить подобные вещи? Ты обвиняешь отца, но не даешь ему возможности оправдаться.

— Если бы я с ним встретилась, то сказала бы все это ему прямо в лицо, уж не сомневайся! Потеряв брата, мой отец всю жизнь страдал. Он нуждался в своем брате. Все эти годы он вел Дом Фонтеруа сквозь бури и шторма, и ему было бы чуть легче, если бы Леон Фонтеруа соизволил взять на себя хоть капельку ответственности.

— И вот ты возомнила себя высшим судией, истиной в последней инстанции, — с иронией заметил Сергей. — Я думал, что ты более милосердна, Камилла. Возможно, мой отец и виноват, но он больше виноват передо мной, и ничто не дает тебе права обвинять его. Сама судьба распорядилась так, что он приехал в Сибирь, встретил мою мать. Там он создал семью, похоронил ребенка… Он просто построил совершенно новую жизнь, вот и все.

Камилла раздраженно всплеснула руками.

— Жизнью не управляет слепой рок, Сергей. Вы, русские, все поголовно фаталисты, вы всегда верите в то, что кирпич сваливается на голову не просто так. Не существует всевидящего Бога, который назначает каждому человеку свою особенную судьбу, отмеряя определенное количество добра и зла! Каждый из нас — творец своего счастья. Мы можем стать тем, кем захотим. Твой отец сделал свой выбор, находясь в здравом уме. А значит, я имею право его обвинять.

— Возможно, мы и фаталисты, но мы не наделены невероятным высокомерием уроженцев Запада! Послушать тебя, так весь мир должен маршировать в ногу, выпятив грудь, целиком и полностью убежденный в своей правоте и верности выбранного направления. И пусть побережется каждый, кто станет у них на пути! Почему ты не оставляешь места для сомнений, Камилла? Места для страдания? И чего ты боишься, ведь это страх делает тебя столь жестокой? — уже тише спросил Сергей.

Камилла почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Сергей сказал правду, ту горькую правду, которую она старалась не замечать. Да, она боялась… Она боялась, что Леон Фонтеруа внезапно покинет свою тайгу и появится, как джинн из бутылки, столь же неумолимый, как снег, идущий этой ночью. Он появится и потребует свою долю Дома Фонтеруа, законную долю, потому что он — прямой наследник их общих предков.

Быть может, он потребует ее не для себя, а для своего сына.

Молодая женщина попятилась. Но ведь этот разгневанный мужчина, по характеру замкнутый, он ведь любит ее, не правда ли? Почему он вдруг показался ей опасным?

Злясь на себя из-за своей растерянности, Камилла подумала о том, что смерть отца все еще причиняет ей сильную боль и что она не простит дядю, который «сложил оружие» и бросил брата. Молодой женщине нужен был виновник всех ее несчастий, и Леон Фонтеруа идеально подходил на эту роль.

— И что теперь собирается делать твой отец, теперь, после того как он открыл ларец Пандоры? — Камилла усмехнулась, стараясь не показать, какой хаос у нее в голове.

Сергей казался удивленным.

— Ничего. А что он, по-твоему, должен делать?