Шериф будто оцепенел. Он углубился в свои мысли, даже не дослушав офицера, и помутневшим взглядом, не то от услышанного, не то от выпитого недавно алкоголя, уставился в пространство перед собой. Потом вдруг очнулся и задал вопрос, терзавший его сейчас сильнее всего остального:
– Подожди… Ты что-то сказал про Оуксвилл… Кто-то выжил?
– Представь себе.
– Кто? – с замиранием сердца выдохнул Прайс.
– Какой-то старик по фамилии Каррингтон, – быстро проговорил Фитчер. – Но я не об этом. Желание жить, как оказалось, сильнее азарта. Я видел смерть и все ее прелести испытал на собственной шкуре. Так что жажда денег меня больше не мучает, Гарет… Гарет!
Шериф вскинул голову, оторвавшись от раздумий, бегло осмотрел фургон и спросил:
– Куда ты едешь?
– В казармы. Я все еще числюсь офицером.
– Где Шутер?
– Понятия не имею. Мне нет до него дела.
– Не надо лукавить. Думаешь, я не понимаю, что вы что-то замышляете?
– Скажешь это ему. А сейчас ответь, что ты сделал с моим помощником?
– Твой помощник – ничтожная крыса, – процедил шериф.
– Но он единственный, кто согласился меня везти, и то наотрез отказался ехать через город.
Слова офицера порадовали шерифа. Он понял, что страх перед ним никуда не делся. Горожане по-прежнему его боялись, а значит не все было потеряно.
Снаружи послышались голоса. Один из всадников подъехал к фургону.
– Кто-то идет, шериф, – объявил он, вглядываясь в фигуру, спокойно шагающую к ним. – Человек в рясе. Кажется, не вооружен.
– Не стрелять! – скомандовал Прайс, выглядывая из своего укрытия. – Взять живым. Он мне нужен. – Потом снова посмотрел на офицера. – Слушай, Алан, я просто хочу рассчитаться с Шутером, и это мое личное дело. Никто не заставляет тебя мне помогать. Поступай как знаешь, только не глупи. Скоро все закончится и мы с Кэтлин уедем.
– Он уже близко, – предупредил всадник и обратился к другим: – Будьте начеку!
– Она все еще нужна тебе, Алан? – продолжил шериф, сверля глазами офицера.
Хруст сухих сосновых лап, покрывающих землю, возвестил о появлении незнакомца. Отведя в сторону пышную ветку можжевельника, он вышел к группе пристально следящих за ним всадников неторопливым, но твердым шагом. Без единого слова проследовал мимо них и опустился возле лежащего у фургона монаха.
– Что ты делаешь? – поинтересовался Прайс, сидя на козлах. – И кто ты такой, черт возьми?
Незнакомец привел в чувство своего приятеля и устроил возле колеса. Потрогав его затылок, он посмотрел на красное пятно, расплывшееся по ладони.
– Нужны бинты. Они в сумке позади тебя, – не оборачиваясь, произнес незнакомец.
Капюшон скрывал его лицо, но Прайс легко узнал обладателя этого голоса. Тот, на кого он вел охоту, пришел к нему сам! Чуть помешкав, шериф заглянул в сумку и, не найдя там ничего представляющего опасность, сбросил ее монахам.
– Что за самопожертвование, Шутер? – спросил он с сарказмом и подал своей банде знак окружить их.
– Мое имя звучит по-другому, Гарет Прайс, – невозмутимо ответил стрелок, вытащил из сумки склянку со спиртом и аккуратно обработал рану.
Люди наблюдали за его несложными действиями. Кто-то ухмылялся, смеясь над безрассудством стрелка. Самолично прийти в ловушку! Надо быть дураком.
Шутер закончил с обработкой и взялся за бинт.
– Больше ни к чему истреблять людей. Тебе и без того проложена дорога в ад.
– Я отправлюсь туда вместе с тобой, – сказал Прайс. – Могу поклясться, твой послужной список гораздо длиннее моего.
– Но имена в нем не написаны кровью.
Шериф рассмеялся.
– Нет, вы слышали? – бросил он людям, наслаждаясь своим превосходством и жалким положением, в котором оказался стрелок. – Человек с репутацией ганфайтера рассуждает о насилии!
– Поговорим об этом позже, – нисколько не смутившись, произнес Шутер и поднялся. – Освободи фургон, и пусть он едет своей дорогой.
Все еще улыбаясь, Прайс спустился на землю и встал лицом к врагу.
– Неудачный денек? – поддразнил он его, указав на свежий кровоподтек, потом перевел взгляд на второго монаха, который устало откинул голову и тем самым позволил себя опознать. – Майк Бишоп! – забавляясь, воскликнул шериф и снова уставился на стрелка. – Так это он тебя так? Одна на двоих не делится, да?
Глаза Майка приоткрылись и в них сверкнула ненависть. Губы представителя закона растянулись в гадкой улыбке.
– Приполз к нему отмаливать грехи?
– Сколько же в тебе желчи! – медленно проговорил Шутер, заглядывая в самые глубины его темных глаз. – Оглянись, Гарет, и хотя бы попытайся увидеть то, что видят другие. Может на тебя снизойдет озарение и ты поймешь, наконец, насколько низко пал.
– Ненавижу проповедников! – прошипел Прайс. – Уверен, это ты лишил меня дочери, святоша! Что вы ей наплели, что она отвернулась от собственного отца?
– Она сама к этому пришла, – объяснил стрелок. – Вспомни ночь, когда я впервые сказал про Ксавье. Ночь, когда твой гонец оказался мертвым и ты держал в руках кусок сургуча от письма, что не достигло цели. Уже тогда твоя дочь начала осознавать всю гнусность происходящего. Разве ты не слышал, как она просила меня повернуть назад?