Наконец ее страдания закончились, и она почти забыла о случившемся, списав неприятность на капризы организма. «Ребенка нужно рожать, — в сотый раз думала она, — и заниматься ребенком». Ее настрой на беременность был таким сильным, что по утрам она иногда с удовольствием ощущала легкую тошноту. А через две недели опять началось кровотечение.
Вот теперь ей стало страшно. Было не так мучительно, как в первый раз, но Тоню охватило чувство растерянности. Что происходит? Почему? Она что, больна?!
Вечером Тоня поговорила с Виктором, и тот принял решение: нужно немедленно обследоваться. Договорились с Аркадием Леонидовичем, и почти каждое утро на протяжении следующих двух недель она ездила с Виктором в Москву.
Через две недели врач, пожилая полноватая женщина по имени Ираида Андреевна, очень внимательно отнесшаяся к Тоне («Еще бы, — прокомментировал Виктор, — за такие-то деньги!»), пригласила ее к себе и стала задумчиво просматривать карточку. Несколько раз взгляд ее останавливался на каких-то строчках, цифрах, и у Тони замирало сердце, но Ираида Андреевна откладывала очередной листочек в сторону, и Тоня на время успокаивалась.
— Ираида Андреевна! — наконец не выдержала Тоня. — Скажите что-нибудь, пожалуйста! Что со мной такое?
Ираида Андреевна сняла очки, протерла их, опять водрузила на нос, после чего посмотрела на Тоню и сказала:
— Антонина, с вами все в порядке.
— Слава богу! — выдохнула Тоня, но что-то в выражении лица врача ей не понравилось. — Точно все в порядке?
— Да, — кивнула та. — У вас нормальные анализы, с очень небольшими отклонениями, которых при современной экологии и общем состоянии здоровья населения просто не может не быть. Немножко вот гормоны разбалансированы, — она поднесла к глазам один листочек, — хотя ничто не внушает особых опасений… Короче говоря, — оторвалась она от карточки, — в целом могу сказать следующее: Тоня, вы здоровый человек. Я имею в виду, конечно, по моей части, по гинекологии. Мне вообще такие женщины редко встречаются.
— В чем же дело? — недоуменно спросила Тоня.
— М-м-м, ну, видите ли… Ваш переезд в деревню, может быть, сыграл определенную роль, а возможно, некоторый… ну, скажем так, категоричный настрой на беременность… или, вероятно, вмешались еще какие-либо факторы неврологического, если можно так выразиться, характера… В целом, если судить по состоянию вашего организма на сегодняшний день…
Тоня перестала что-либо понимать. Ираида Андреевна еще что-то говорила, но Тоня ее уже не слушала. Она здорова. Врач только что сказала, что она здорова. Почему же ей так больно, когда начинаются месячные? Почему они теперь начинаются неправильно? Почему, наконец, она не беременеет?!
— Почему я не беременею? — произнесла вслух свой последний мучительный вопрос Тоня, перебив Ираиду Андреевну на полуслове.
Та опять отложила очки в сторону и покачала головой:
— Антонина, вы поймите, прошло слишком мало времени. Сколько вы не предохраняетесь? Два месяца? Но это же совсем ни о чем не говорит! Диагноз «бесплодие» мы ставим только тогда, когда женщина не может забеременеть на протяжении года, хотя в течение всего года пара ведет половую жизнь.
— Бесплодие? — с ужасом переспросила Тоня. — При чем здесь бесплодие?
— Да ни при чем. Просто вы спросили, почему никак не можете забеременеть, вот я и объяснила.
— Но, Ираида Андреевна, почему же у меня начались такие сильные боли, если все в порядке? Ведь все в порядке?
Доктор перевела взгляд в окно. Если бы Тоня была чуть наблюдательнее, она бы заметила в глазах своего врача некоторое смущение. Ираида Андреевна начала опять повторять про влияние психики на организм, но было очевидно, что думает она о другом.
— Спасибо, Ираида Андреевна, — сказала наконец Тоня. — Вы меня успокоили.
— Да не за что, что вы. Приезжайте, если что-нибудь случится…
Часом позже Ираида Андреевна столкнулась с хирургом, выходившим из палаты.
— О, а я по твою душу, голубушка! — обрадовался Аркадий Леонидович. — Ну, как там Чернявская?
— Аркаш, не спрашивай, — махнула она рукой.
— А что такое? У нее же все анализы в норме, я смотрел.
— Вот именно, Аркаш, вот именно!
Хирург задумчиво посмотрел на нее, и улыбка сползла с его губ.
— Не понял. Что, вообще ничего нет? Так не бывает.
— У тебя профессиональная деформация сознания, — грустно усмехнулась Ираида Андреевна. — Ты существования здоровых людей не признаешь в принципе.
— Да, не признаю, потому что их ничтожно мало и к нам такие не попадают.
— Но с Чернявской, поверь мне, все в порядке. Если хочешь, можешь сам результаты перепроверить.
— Да на черта мне их перепроверять, я все видел! Но сегодня должны были быть инфекции готовы…
— Все нормально, Аркаш, я же тебе говорю. Нет у нее никаких инфекций.
Хирург задумался. Потом поднял глаза:
— Ну, и что ты ей сообщила?
— Да так и сообщила. Объяснила зависимость между сознанием и телом: может быть, она слишком настроила себя на необходимость забеременеть… Ты же понимаешь…
— Понимаю, понимаю, — покивал он в ответ. — Ладно, Ирина, я все-таки карточку ее потом посмотрю.
— Да посмотри, конечно, может, что увидишь…