Время сумерек. После Старого мира

Силы и понимания смысла событий не будет, пока мы не выйдем сознательно из христианской эпохи. Она не вернется, как бы ни хотелось нам обратного. Но выйти непросто. Для этого мало вывернуть христианские ценности наизнанку (как думают многие) или просто отказаться от почитания святых, или икон, или даже единобожия. Нужно нечто гораздо более трудное: изменить наши мнения о божественном. Консерватизм в качестве сохранения и восстановления ценностей прошедшей великой эпохи – практически полезен, но недостаточен для решения новых культурных задач. Культурный консерватизм наших дней должен быть о будущем, не о прошлом. А сейчас, к сожалению, разложение борется с попытками или сохранить негодное, или оживить отдельное взятые части прошлого, без других частей нежизнеспособные.

XX. «Справедливость сейчас»

«Въ такую патологическую эпоху разложенія, воображающаго себя развитіемъ, слово „сумасшедшій“ ничего не опредѣляетъ. Предоставляя это слово в распоряженіе желающихъ, гораздо полезнѣе постараться выяснить себѣ, въ чемъ собственно состоитъ ненормальность, такъ легко охватывающая цѣлыя массы, а въ том числѣ людей, несомнѣнно, очень умных и талантливыхъ».

Лев Тихомиров

Продолжим разговор о мировоззрении, которое можно назвать «всеобъемлющим морализмом». Вопрос это широкий. Все европейские события последних 150 лет непосредственно связаны с превращениями «этического мировоззрения», то есть с борьбой христианства и обмирщенной его разновидности: социализма

.

Социализм есть мораль, примененная к неморальным вопросам. Наиболее недоверие у социалиста вызывает сила. Сильная власть ему так же противна, как сильная личность. То и другое нужно повергнуть. Предпочтение простому и слабому перед богатым и сильным – характеристика этической религии и социализма. Всякая сила должна быть развенчана, всякое преимущество уничтожено.

В этой борьбе социалист не просто на стороне слабых и неблагополучных – он их ищет и воспитывает. Не зря в социализме всех видов важнейшее слово – «организация». Его равно любили классовые и национальные социалисты. «Массы» нужно «организовать». Где овцы, там пастыри.

Воспитательные усилия социализма в западном мире вырастили поколение, неспособное к нападению и защите. Душевное равновесие этих людей нужно без устали охранять. Адвокат нужен им больше, чем духовник, потому что свои внутренние терзания они несут не на исповедь, а в суд. Сказав, что люди эти неспособны к нападению и защите, я неверно выразился: нападение – их естественная склонность. Моралисты всегда пеклись о «вдовах и сиротах», однако в действительной жизни люди с умами и душами «вдов и сирот» более всего склонны к нападению, надо только собрать их и вооружить.

«Вдова и сирота» – не общественное состояние, но душевный склад. «Вдовой и сиротой» можно себя почувствовать; самоощущение «вдовы и сироты» можно передать другим. Корень его – в ощущении зависимости от враждебных сил (сатаны, царя, евреев, белых мужчин). Человек с умоначертанием «вдовы и сироты» не верит, что мир дан ему богами как поприще, что удача и твердость его помощники; он знает, что у всего дурного, темного, неудачного есть виновник, и этот виновник не он. ¹⁷

«Левое» борется не только против силы. Его программа шире. Социализм хочет, чтобы не было отличий. Отличия – признак гордости

. Надо заметить, что «левый» ненавидит «всякую высокую башню, и все дубы васанские, и все корабли фарсисские» – всё возвышающееся над средним уровнем, – однако гордится, что входит в особый круг: «сынов света», «борцов», «честных и смелых». Претит только чужая «избранность», не своя собственная.

Итак, моралист не доверяет силе. Сила ищет радости, а радость неморальна по существу своему. И потому, что не разбирает причин, и потому, что радуется несмотря на страдания вокруг, в том числе и свои собственные – недавние или будущие. Тем более не доверяет он государству.

Ненависть к государству неизбежна в людях, воспитанных на отвращении ко всякой силе: «всякой башне высокой, и всем дубам васанским, и всем кораблям фарсисским». Однако государство или сила, или нет его. Для того, кто добросовестно воспринял уроки этической религии, само существование государства оскорбительно. Мудрый Данилевский говорил, что христианская мораль хороша только в личных отношениях, государство – всегда языческое. Не разделяя этой мудрости, русская интеллигенция желала и желает своему государству исчезновения. Разумеется, государство исчезнуть не может; может – только стать из более благоустроенного менее благоустроенным, что история не раз и доказывала. Конечно, пока христианство цельно и внутренние связи его не разорваны, это недоверие к силе связывается другими духами: привычкой к покорности и верностью установленному порядку.

***