Волк был возмущён до глубины души. Хотелось напиться, подцепить какую-нибудь смазливую девчонку и самоутвердиться, подлечить задетое самолюбие. Первым же рейсом он улетел в Москву, намереваясь там и осуществить задуманное, но вместо этого приехал домой, заперся в кабинете и написал новую песню «Придуманная любовь», которая потом стала настоящим шлягером и даже дала название целому альбому.
Он бесился недели две: срывался на музыкантах и директоре, организаторах гастролей и даже жене. Всё ему было не так, всё раздражало и выводило из себя: барабанщик играл слишком громко, бэк-вокал, наоборот, пел слишком тихо, зрители хлопали вяло, а вода, которую подносила ему к кулисам Ленуся, была слишком горячей. Как раз Ленуся первой и догадалась, что происходит. И когда перед очередным выступлением он сидел перед ней на стуле в концертной рубашке, но еще без пиджака и ждал, пока его загримируют, Ленуся, укладывая волосок к волоску его уже изрядно посеребрённую шевелюру, тихо сказала:
— Позвони ей. Сам позвони, первый. Ты же мужик.
Из всего окружения Волка такое могла себе позволить только она. Ну и Борька, но его Леонид Витальевич пока в курс дела не ввёл.
— Кому — ей? — Леонид Витальевич пристально посмотрел на костюмершу.
— Ну которая тебе всю спину расцарапала, той и позвони, — усмехнулась Ленуся. — И хватит уже народ терроризировать, разбегутся, где будем новых музыкантов искать?
— Да лабухов нанять как раз не проблема, — проворчал Волк. — А вот такое сокровище, как ты, существует только в единственном экземпляре.
И он действительно позвонил первым, но не из Череповца, где происходил их с Ленусей разговор, а из Петербурга. Прилетел в Северную столицу, снял номер в той же гостинице и позвонил. Она ответила через три гудка — он считал. Спокойным своим невозмутимым голосом произнесла: «Здравствуй», как будто они были знакомы сто лет и ничего необычного не произошло. И он сразу забыл, что собирался сказать, и ляпнул первое, что пришло в голову:
— Я прилетел!
Она тихо засмеялась.
— Рада за тебя. Петербург — красивый город, в нём стоит бывать чаще.
— Настя, прекрати! Я хочу тебя увидеть!
— Только увидеть?
Волк едва не шваркнул телефон об пол. Но Настасья продолжила:
— Я сегодня немного занята, ты мог бы предупредить, что прилетаешь. Вечером, в семь, на Марсовом. Тебя устроит?
— К чёрту Марсово! — рявкнул Леонид Витальевич. — Нашла место для встреч! На улице холод собачий! Скажи, куда за тобой приехать?
Он только сейчас осознал, что ничего, в сущности, о ней не знает. Ни где она живёт, ни чем занимается. У неё ведь могла быть работа, а может, и семья. Он же не задал ни одного вопроса о её жизни, старый эгоист! Но Настя снова рассмеялась в трубке.
— Вечером, в семь, на Марсовом.
И он как дурак мёрз на Марсовом, размышляя, что более странное место для свиданий трудно найти. Даже если бы он был лет на тридцать моложе и без денег, всё равно выбрал бы местечко поромантичнее и потеплее. Она появилась в половине восьмого, в длинном развевающемся плаще и высоких сапогах-ботфортах. Было в её облике что-то демоническое, хотя, казалось бы, он уже привык к театральным эффектам и необычным нарядам. Она приблизилась к нему, вся такая воинственно-недоступная, и вдруг совершенно по-детски прижалась к его груди и сказала:
— Сегодня такой жуткий ветер. Я совсем продрогла.
И Волку тут же захотелось спрятать её от всех напастей недружелюбного мира, согревать, ласкать и защищать, как и положено мужчине.
Как начался их роман, странно, неправильно, так он и развивался дальше. Леонид Витальевич тогда понял смысл поговорки «И вместе невозможно, и врозь никак», она наилучшим образом характеризовала их отношения. Его тянуло к Настасье с непреодолимой силой, он был готов срываться в Петербург каждый раз, когда выдавался хотя бы один свободный день между концертами. Иногда летал из Москвы, но чаще — с гастролей. Если тур по Осетии длился пять дней, Натали он сообщал, что семь или восемь, и из Нальчика нёсся в Питер. Он уже выяснил, что семьи у Насти нет, она живёт одна где-то на Лиговке. К себе она никогда не приглашала, и даже точный номер дома он не знал, если приезжал за ней на машине, Настя выходила из двора-колодца, общего для четырёх домов. А вот чем она занимается, выяснить так и не удалось. От любой материальной помощи она отказывалась, поначалу даже пыталась платить за себя в ресторане, пока Волк не взбунтовался, так что они в очередной раз поссорились. Потом, правда, смирилась, и счета оплачивал он. Настасья поначалу настороженно принимала и его подарки, могла даже вернуть, если вещь ей не нравилась. Но главное, она никогда не давала ему почувствовать, что стала покорённой вершиной.