Время Волка

Гастрольная круговерть мотала его по всем уголкам Союза. Лёнька не отказывался ни от каких концертов — хоть в степь, хоть в горы, хоть в тундру среди домиков якутов петь. Он отчаянно стремился заработать денег на собственное жильё, вбив себе в голову, что стесняет нас с Полей. Нет, объективно говоря, так оно и было, но с учётом того, что даже Полина давно воспринимала его как члена семьи, а ожидаемого пополнения у нас всё не случалось, никто Лёньку не выгонял. Но его желание жить отдельно я понимал. Всё-таки, кроме музыки, у него имелись и другие потребности. Которые, по слухам, он удовлетворял на гастролях самым бессовестным образом…

* * *

Настоящая слава пришла к Лёне относительно поздно — ему было уже почти тридцать, тогда как некоторые его ровесники делали стремительную карьеру в театре, начав играть в основном составе чуть ли не со второго курса. Да и взять эстраду: тот же Кигель, на два года всего старше Лёни, уже заслуженный артист двух или трёх республик, со дня на день народного дадут. Но в запоздавшем признании были свои плюсы: Лёня не поддавался волне популярности, которая кружит голову и сносит остатки здравого смысла у молодых. Он трезво смотрел на репертуар, тщательно отбирая, что, как и с каким оркестром петь, не бросался очертя голову в объятия каждого композитора или поэта, который позовёт, не подписывался на сомнительные мероприятия. Например, когда ему предложили написать очерк для газеты «Советская культура» о вреде западной музыки, в частности, модного тогда твиста, Лёня очень убедительно объяснил, что двух слов на бумаге связать не может и от него отстали. Хотя соблазн засветить имя в авторитетной газете был велик. Вскоре Лёня понял и то, что должность солиста Гостелерадио с утренними бредовыми эфирами ему только мешает, и ушёл в Москонцерт, организовав музыкальную группу «Лира». Фактически просто собрал музыкантов, которые ему аккомпанировали, чтобы ездить на гастроли: клавишника, гитариста и барабанщика.

Гастроли были единственным, в чём он не знал меры. Вот тут он соглашался на всё без разбора, лишь бы не сидеть в Москве, лишь бы заработать денег. Он уже вступил в новый кооператив, да и машину хотелось. Кигель приезжал на концерты на «Жигулях», а Агдавлетов так вообще на «Волге», один Лёнька оставался без колёс и жаждал пополнить ряды автолюбителей. С учётом того, что концерты и съёмки часто заканчивались за полночь, машина становилась не роскошью, а необходимостью.

Первые гастроли Лёня запомнил на всю жизнь. Потом-то он уже знал, к чему готовиться, а первая поездка стала настоящей школой выживания. Москонцерт отправил его в тур по Краснодарскому краю, причём не по крупным городам, а по маленьким посёлкам, деревням, где счастье, если имелась хотя бы одна гостиница, а в качестве концертной площадки — сельский клуб.

Поначалу он воспринимал поездку как увлекательное приключение: десять населённых пунктов, двадцать концертов, двадцать встреч со зрителями, причём с людьми, которые пришли послушать именно тебя. Это не какая-нибудь сборная солянка, где ты можешь спеть одну песню, выбранную ещё и не тобой, а всесильным редактором. Репертуарный план гастрольных концертов тоже утверждался начальством, но никто особо не придирался и предложенный Лёней список песен не правил. Комбайнёрам Кубани он мог петь то, что считал нужным. Радость омрачалась только тем, что гастроли проходили зимой, но Лёня решил, что в родном Краснодарском крае уж вряд ли будет холоднее, чем в Москве, забыв, что Сочи, хоть административно и относится к Кубани, находится совершенно в другом климатическом поясе.

— И всё, что ли? — удивился Игорь, выделенный ему от Москонцерта директор и организатор гастролей. — Одна сумка?

Сам он заталкивал под полку в вагоне уже второй чемодан. Третий стоял в проходе и ждал своей очереди. Лёня пожал плечами:

— А что мне тащить? Смена белья, две рубашки, запасной свитер. Концертное у костюмера.

Ему Москонцерт, совсем уж роскошь, ещё костюмера с гримёром выделил, в одном лице — лице той самой крошечной Елены, с которой он встретился на первой съёмке «Голубого огонька». Именно ей он и вручил два концертных костюма и парадно-выходные рубашки, стесняясь и краснея. Для него казалось дикостью, что посторонняя женщина будет гладить ему брюки и крахмалить воротнички. Но Елена деловито перебрала вещи, заявила, что один из костюмов никуда не годится, потому что заглажен чьей-то неумелой рукой, и его срочно нужно менять (было бы на что!), и вообще её можно называть на ты и Ленусей, она так привыкла.