Время Волка

Второй концерт для рабочей молодёжи Лёня отпел уже более сдержанно, экономя не столько голос, сколько эмоции. Снова переживать и тревогу за судьбы мира, и волнение первой любви, и тоску в осеннем парке в один и тот же день оказалось утомительно. Любимые, даже им самим написанные мелодии не находили отклика в душе, приходилось искусственно вызывать нужные чувства. За пианино он сел почти в самом начале концерта, понадеявшись, что оно вернёт ему силы, но теперь, когда эйфория первого выступления уже сошла на нет, он слышал, что инструмент расстроен, к тому же правая педаль проваливалась, а клавиши покрывали пятна от чьих-то грязных пальцев, по ним барабанивших до Лёни.

Комсомольцы остались довольны, но к третьему концерту Лёня чувствовал себя выжатым лимоном. Его уже тошнило от чая, хоть и с молоком, которое чудом нашли. Неплохо было бы что-нибудь поесть, при таком-то расходе сил, но как набивать желудок, если тебе скоро снова выходить на сцену и петь? Лёня с институтских лет знал, что перед уроком вокала обедать нельзя и уж тем более до выступления надо поститься хотя бы пару часов. Дело не в трепетном отношении к сцене, как уверял кто-то из старых педагогов. Всё очень банально — полный желудок давит на диафрагму, и петь становится труднее.

На третий концерт пришлось выходить ещё и в несвежей рубашке, в той же, в которой он выступал утром. Всё, что могла сделать Ленуся в условиях клуба, так это просушить её. И Лёне чудилось, что от него пахнет по́том, он мечтал о горячей ванне, мягкой кровати и тишине — слишком много музыки за один день, слишком много внимания к его персоне. Он, конечно, хотел этого, но не в таких же дозах.

Как он спел третий концерт, Лёня не помнил. В барак они уже не вернулись, прямо из клуба их погрузили на автобус, который должен был доставить гастролёров в следующий посёлок. Автобус оказался старым, тряским и холодным. Лёня исхитрился лечь на двух сиденьях, поджав под себя ноги, и проспал всю дорогу. В середине ночи Игорь его кое-как растолкал, дотащил до гостиницы, которая на сей раз хоть как-то оправдывала своё название, по крайней мере, тут имелись туалет и душ на этаже и центральное отопление. Но Лёне не было никакого дела до снизошедших на него благ цивилизации, он рухнул на кровать, не раздеваясь, и проспал до утра. А утром выяснилось, что у него снова три концерта.

* * *

Голос пропал на шестой день. То есть совсем пропал, до этого два дня Лёня сипел, хрипел, нечеловеческими усилиями кое-как распеваясь перед концертом. Славным комбайнёрам Кубани, к счастью, не было принципиально важно, возьмёт он верхнее фа в «Родине мира» или остановится на ми. Ситуацию спасало ещё и то, что Лёня сам себе аккомпанировал, и мог сыграть облегчённую версию той или иной песни. Но он-то понимал, что халтурит, показывает зрителю не весь потенциал, и мучился, переживал, ругался с Игорем, в каждом посёлке норовившим организовать внеплановый концерт то для комсомольцев, то для ветеранов, то ещё для кого-нибудь.

Но в Кореновске Лёня, проснувшись в домике, удивительно похожем на тот, в котором прошло его детство и с чем-то напоминавшей его бабушку хозяйкой, обнаружил, что голоса нет совсем. Хозяйка уже выставляла блины, напечённые специально для дорогих гостей, но Лёня, плюнув на все приличия, накинулся на тёплое молоко, предварительно размешав в нём пару ложек сливочного масла, к немалому ужасу хозяйского сына, пятилетнего шкета, наблюдавшего эту сцену с гримасой отвращения. Но не помогло, голос возвращаться не желал. Лёня виновато улыбался хозяйке, которую не мог даже поблагодарить за ночлег и завтрак, а когда из соседней комнаты вышел Игорь, одними губами проговорил:

— Катастрофа!

Дальше он объяснялся с директором при помощи записок. Зато Игорь орал в полный голос.

— Ты с ума сошёл! Чёрт с ним с Кореновском, но завтра у нас Краснодар! Там четыре концерта!

У Лёни округлились глаза от новости, это не лезло уже ни в какие ворота.

— Где ты умудрился простудиться? Я и так ношусь с тобой как с писаной торбой. Уже даже не в гостинице ночуем, а вот у добрых людей. Тут тепло, светло, кормят всем домашним. Какого рожна тебе ещё надо? Ты мужик или барышня чахоточная?

Лёня подумал, что Игорь сейчас здорово напоминает отца. Не хватало только фразы: «Ты не настоящий Волк». Правда, Игорю он мог возразить и вообще высказать всё, что думает. Если бы был голос. И оставалось только мысленно возмущаться, что он-то мужик, но горло у него не железное. И дело, похоже, не в простуде, а в слишком большой нагрузке, которая привела к ларингиту. Впрочем, не факт. Чувствовал он себя отвратительно, тело ломило, глаза слезились, голова болела. То ли правда начиналась простуда, то ли так выражался банальный недосып, грозящий перейти в хронический.