Время вороньих песен

– Вы так восхитительно злитесь, – выдала эта скотина и сначала беззвучно, а потом в голос засмеялась. В груди захрипело, булькнуло, изо рта потекла темная струйка. – Сразу перестаете сутулится, вздергиваете подбородок и глазами сверкаете… Ага… – Он замолчал, подумал и сделал вывод. – А чай вы у той же ведьмы брали? Хороша. Завари вы его так, как это сделал я, у вас было бы куда больше шансов.

Хотелось швырнуть кусок ткани, что был у меня в руках ему в лицо, но я просто потянулась, оттерла поросший жесткой щетиной подбородок, а другим куском накрыла сочащуюся кровью грудь.

– Малена, – запястье обхватила раскаленная рука, мешая мне выпрямиться, я практически лежала на нем. В темных сферах зрачков бесновалось пламя, подсвечивая ресницы золотом, – не дайте мне уснуть. Любым способом. Можете даже попинать.

Теперь это не было шуткой или способом позлить. Стало не по себе. Стало… холодно, и вновь потянуло подвалом, набитым горящими свечами.

– И… мне за это ничего не будет?

Его губы дрогнули, разъезжаясь.

– А что бы вы хотели?

– Вы… вы невозможный тип! – возмутилась я, выдергивая руку, и это оказалось неожиданно легко. – Одной ногой в могиле и все равно ерничаете!

– Прямо как вы… Но насчет могилы вы поторопились. Выглядит ужасно, но не смертельно. Это не для того, чтобы убить. Это чтобы помучить и ослабить контроль, лишить воли, испугать и заставить подчиниться. Поэтому чай и вы. Нужны были сильные эмоции и раздражители, чтобы что-то противопоставить. Место, где, возможно, отпинают, – снова скалится, булькает горлом и из-зо рта течет бурая дрянь, – но не выставят за порог и не дадут уснуть, если попросить. А дом вроде вашего, с активным возрожденным, идеальное убежище. Все просто. Он прячет от угрозы вас, а вы – меня. – Он опустил веки, гася свечи глаз. Спрятал. Лежащая на постели рука касалась моего бедра, скрытого складками платья, а казалось, что она касается голой кожи. – Вы куда лучше и намного сильнее, чем думаете о себе.

– Это все чай?

– Это мое личное мнение. И да. Чай тоже. Много… чая…

– Ворнан, – позвала я, испугавшись, что он уснул и тому, что впервые назвала его по имени. Я даже в мыслях его по имени не звала. Отчего-то мне было это неловко. Словно назвать его так, означало впустить глубже, чем я могла себе позволить. Было в этом что-то очень интимное и личное, как… поцелуй или даже больше. Он открыл глаза и снова смотрел запертым пламенем, касаясь голой кожи кончиками пальцев. Имя было похоже на варенье из барбариса – хотелось снова попробовать его на вкус.

– Ворнан, – сказала я и вышло, в точности, как с вареньем, совершенно непонятно. – Что мне делать?

– Просто говорите. Неважно что.

– Долго?

– Пока ваша ведьма не придет.

Хотелось накрыть его руку своей, что странно, ведь я чай не пила. Надышалась паром, пока заваривала? Глупая отговорка… Это все две свечи в полумраке.

– Что это за дрянь? То, что я заказала. Аманда сказала, что нужно пару запасных жизней, чтобы принимать подобное.

– Это меня прячет.

– От кого?

– От… него. От отца. Внезапно и волей случая обретенного, – рот скривился в презрительной ухмылке, она хорошо была мне знакома. – Практически, как в популярных нынче книжных сериалах. Вот только я догадался о его существовании задолго до того, как он узнал о моем.

– Кто он? – спросила я дрогнувшим голосом и зажмурилась, чтобы не дать прорваться неуместным слезам точно так же, как Пешта прятал свое пламя.

– Кажется вы знакомы с ним куда ближе, чем вам самой бы хотелось, пусть и через посредника. Силард Крево, последний из рода, магистр темной магии вне категории, некромант-практик, новатор, исследователь, оппозиционер конгрегации, фанатичный последователь культа Изначальной Тьмы, один из Всадников Мора, вечно-не-мертвый, некрарх, лич.

– Силард… Лар… Вечно-не-мертвый…

Лицо, обтянутое кожей-пленкой, которая расползается на острых скулах, провалы глазниц, тьма кромешная и алые нити в тонких пальцах с выступающими фалангами. Мастер-кукловод. Тот, кто сидит по другую сторону доски для игры в сферы. А за его спиной еще трое чудовищ. Их четверо. Четверо, как один, и каждый приходил, чтобы взять. Сначала мою жизнь и память на исчерченном знаками круге из черного стекла, которое росло сквозь меня, и потому я себя забыла. Но помню как…

…холодно

Мне холодно…

Где?

Помню, как кричала, но мне заперли крик, и он метался внутри и рвал меня на части, на куски, на ошметки…

Помню твердый кипящий камень под лопатками и влажный стилет, режущий по коже льдом и ужасом.

Помню, как умоляла, но мне заперли слова, и они разливались внутри озерами, дробились лужами, рассыпались каплями, оседали моросью…