Время жестоких снов

Еще это мог быть обычный налет на наш «Кемикал банк» или просто разборки рэкетиров. Я не слышал, чтобы рэкетиры из организации «Наше дело» располагали Ми-28 «Хавок», но исключать этого было нельзя. В конце концов, кто-то же украл в Санкт-Петербурге крейсер «Аврора» и уплыл в предрассветный туман. Так отчего бы не вертолет? Вертолет легче слямзить, чем крейсер, разве нет?

Да какая разница? Я сунул в уши наушники и включил уокмен, чтобы послушать «Джулию», песню группы «Джизас энд Мэри Чейн»[26] из их нового компакта «Путешествуя». Звук я выставил на фулл.

Julie, your smile so warmYour cheek so softI feel a glow just thinking of youThe way you look tonightSends shivers down my spineJulieYou’re so fineSo fine…

В подворотне, мимо которой я проходил, стоял мой сосед и одноклассник Прусак и держал за руку свою младшую сестру Мышку. Я остановился, вынул наушники.

– Хай, Прусак. Привет, Мышка.

– Блер-р-п-п-п, – сказала Мышка и заплевала себя, потому что у нее разошлась верхняя губа.

– Привет, Ярек, – сказал Прусак. – Идешь в шулю?[27]

– Иду. Ты – нет?

– Нет. Ты же слышишь? – Прусак махнул в сторону Манювки и вообще – на север. – Черт его знает, что может случиться. Настоящая, брат, война.

– Факт, – ответил я. – Слышно, что сила силу ломит. Ху’з файтинг хум?[28]

– Кайнэ анунг[29]. Да и какая разница? Я ведь не оставлю Мышку одну, нет?

На третьем этаже из-за открытой балконной двери слышались крики, вопли, звуки ударов и писклявый плач.

– Новаковский, – пояснил Прусак, проследив за моим взглядом. – Лупит жену, потому что та записалась к Свидетелям Иеговы.

– Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим[30], – кивнул я.

– Что?

– Урп-п-пль, – сказала Мышка, кривя мордашку и прищуривая единственный глаз, что у Мышки означало улыбку. Я легонько взвихрил ее волосенки, реденькие и светлые.

Со стороны Манювки раздались взрывы и яростный лай пулеметов.

– Я пошел, – сказал Прусак. – Нужно еще на кухне окно лентой заклеить, а то снова вылетит стекло. Бай, Ярек.

– Бай. Пока, Мышка.

– Бирп-п-п, – пискнула Мышка и брызнула слюной.

Мышка некрасивая. Но мы все любим Мышку. Я тоже. Мышке шесть лет. Ей никогда не исполнится шестнадцать. Чернобыль, как вы правильно догадались. Мать Прусака и Мышки как раз лежит в больнице. Нам всем интересно, что родится. Нам очень интересно.

– Ты кошка драная! – орал наверху Новаковский. – Жидовка проклятая! Я тебе из башки язычество твое повыбью, обезьяна ты рыжая!

Я включил уокмен и побежал дальше.

Julie, JulieThere’s nothing for me but to love youHoping it’s the kind of love that never dies

I love the way you look tonightJulieYou’re so fineYou’re all that really matters…

На Новом Рынке людей почти не было. Владельцы магазинов запирали двери, опускали железные жалюзи и решетки. Открыт был только «Макдональдс», потому что «Макдональдс» экстерриториален и неприкасаем. Как обычно, там сидели и обжирались корреспонденты медиа-концернов и телегруппы разных телестанций. Открыт был также книжный магазин «Афина», принадлежащий моему знакомцу Томеку Ходореку. Я бывал у Томека часто, покупал у него из-под прилавка разную контрабанду, самиздат и самопалки, запрещенные Курией. Кроме книжной деятельности Томек Ходорек занимался также изданием популярного журнала «Гуляка», местной мутации «Плейбоя».

Томек как раз стоял перед книжным и смывал растворителем намалеванное на витрине: «БУДЕШЬ ВИСЕТЬ, ЖИД».

– Приветствую, Томек.

– Здрав будь, Ярек. Кам инсайд![31] Есть «Мастер и Маргарита», издательство «Север». И «Жестяной барабан»[32] Грасса.

– Есть и то, и другое, старые издания. Отец спрятал, когда жгли. Салмана Рушди получил?

– Получу через пару недель. Отложить?

– А то. Пока. Спешу в школу.

– Аусгерехнет сегодня? – Томек махнул в сторону Манювки, откуда доносились звуки все более яростного обмена огнем. – Да на хер школу, возвращайся домой, санни бой[33]. Inter arma silent Musae[34].

–Audaces fortuna iuvat[35], – сказал я без уверенности.

– Ёр бизнес[36]. – Томек вынул из кармана чистую тряпочку, плюнул на нее и вытер стекло до глянца. – Бай.

– Бай.

Перед штаб-квартирой масонской ложи «Гладиус», рядом с памятником Марии Конопницкой[37], стояла полицейская машина с установленным на башенке М-60. На постаменте памятника виднелась надпись краской: «УНЗЕРЕ[38] КОБЫЛА», а чуть ниже: «ПРОРОК КОБЫЛА НЕ ССАТЬ ДЕБИЛЫ». Рядом с памятником был пропагандистский биллборд, а на нем, за стеклом – фотографии, изображавшие разрушение могилы писательницы на Лычаковском кладбище.

JulieYou’re so fineSo fine…