Время злых чудес

– В одной из главных ролей моя подруга, – чуть обиделась Лена. – И потом – ты кто? Мерило вкуса? Эталон безупречности? Я же не берусь обсуждать качество твоих детективов.

– А почему, кстати? Возьмись, я буду не против. У тебя явно есть свое мнение по этому вопросу. И ты однажды даже сказала, что тебе было интересно их читать.

– Если ты хочешь поссориться, то зря пришел. У меня был неудачный день.

– Ссориться начала ты.

Оба умолкли. Лена смотрела серию, совершенно не обращая внимания на корчащего гримасы Павла. Наконец он не выдержал игнора:

– И кто из них твоя подруга? Хотя постой – угадаю. Брюнетка?

– Да.

– Не спросишь, почему я так решил?

– Наверняка ты сейчас это и без моего вопроса расскажешь.

– Лена, ну, извини меня, я не хотел обидеть. Просто удивился, что ты сериалы смотришь, при твоем складе ума это как-то…

Лена изумленно посмотрела на него:

– Слушай, а как ты вообще представляешь своих читателей?

– О, вот только не начинай! Я же сказал – ругаться не хочу, извини, сболтнул глупость, о чем сожалею, – Павел перебрался на диван, обнял Лену и положил голову ей на плечо: – Честное слово, я не хотел тебя обидеть.

– Тогда дай мне спокойно досмотреть мое неинтеллектуальное зрелище.

– Так и будешь обижаться?

– Пока ты не научишься думать прежде, чем выдавать оценочное суждение, да, буду обижаться, – кивнула она, и Голицын рассмеялся:

– Все-все, я умолкаю до конца серии.

Он так и не вернулся в кресло, остался сидеть рядом с Леной, держа ее в объятиях, и Крошина с удивлением поняла, что это ее совершенно не раздражает и не отталкивает, наоборот, хочется, чтобы Павел не размыкал рук и не отпускал ее. Между ними еще ничего не было, кроме пары поцелуев, и сейчас такая близость Голицына взволновала ее.

«Надо же, я совершенно не знаю, как вести себя в таких ситуациях, – думала она, прильнув щекой к руке Павла. – Мне очень хочется, чтобы он остался, но я не знаю, как дать ему это понять. Боюсь выглядеть глупо».

Идиллию прервал звонок в дверь, и Лена вскочила:

– Ох ты ж… про Паровозникова-то я забыла!

Она открыла дверь, и Андрей ввалился в прихожую, с порога сунув ей в руки пакет с выпечкой:

– Держи, начальница, чтобы я нахлебником не был. А что это у тебя так винищем пахнет?

– Глинтвейн варила. Ты проходи, только… – Она запнулась. – Я, в общем, не одна…

– Ого! – понимающе протянул Андрей. – Подвижки в личной жизни?

– Да ну тебя. Голицын в гости зашел.

И тут на пороге комнаты возник Павел в полотенце, обмотанном вокруг бедер. За этим последовала немая сцена, а потом обстановку слегка разрядил оглушительный хохот Паровозникова:

– А не могла сказать, что я не вовремя?

– Нет, ты не так понял, – смешалась Лена. – Павел вымок, поэтому… Паша, ты помнишь Андрея?

– Да, помню, – нимало не смутившись, Голицын протянул Андрею руку. – Вышло недоразумение. Я действительно вымок, как мышь, сушу вот вещи на обогревателе. Но если вам нужно поговорить, обещаю не мешать.

– Да, мы в кухню пойдем, – быстро сказала Лена, разворачивая Паровозникова в сторону кухни. – А ты посиди пока у телевизора, вдруг что-то интеллектуальное найдешь, – не удержалась она, и Голицын покачал головой:

– Что ж ты злопамятная-то такая?

Лена с Паровозниковым закрылись в кухне, включили чайник, и Андрей тихо хмыкнул:

– Надеюсь, что все-таки ничего тебе не сорвал.

– Перестань. Мы действительно смотрели сериал. Глинтвейн будешь?

– Я за рулем, какой глинтвейн… давай тогда по-быстрому, да я поеду. В общем, Петька действительно не брал с Долженковой никакой подписки – формально и причины нет, хотя можно было. Ну, я ему подсказал, он ее на завтра вызвал, там у него какие-то еще вопросы появились. Про Наталью Ивановну тоже сказал, он ее вызовет на днях, твое имя не фигурирует, не волнуйся, все так, как договорились. А вот с повторным обыском квартиры Яровой пока не срастается – санкцию некому подписать было, прокурор в отъезде.

– Это плохо.

– Квартира опечатана, так что пара дней погоды не сделают.

– Можно подумать, ты не видел, как из опечатанного помещения пропадают вещи.

– Ленка, отвяжись! Не факт вообще, что мы там что-то найдем, это раз, а два – неужели ты считаешь, что кто-то еще может думать так, как ты?

– А я что – уникум? Тот же Белькевич, если что-то почувствует, может попытаться замести следы.

– Если он так подумал, то уже сделал это в тот момент, когда теток из квартиры куда-то выселял. И вообще – с чего мы решили, что это он?

– Опять снова-здорово! – возмутилась Лена, наливая ему чай. – Ну, ты меня совсем ни во что теперь не ставишь, да? Зачем тогда вопросы задаешь?

– Ты не обижайся, но мне кажется, что это так себе идейка была. Я проверю, конечно, но… – Андрей пожал плечами, и Лена вспылила:

– Знаешь что?! Тогда вообще ничего у меня больше не спрашивай, раз я тебе идиотские идеи подбрасываю!

– Ты чего, Крошина? – невозмутимо отхлебнув чаю, спросил он. – Уж и сказать-то ничего нельзя. У тебя с писателем этим как – всерьез? – вдруг поинтересовался Андрей, понизив голос.

– А тебе-то что? – все еще зло ответила Лена.

– Может, я ревную.

– Ага! И вообще – у тебя все? А то Надя заждалась.