Всадник без головы

There was no noise: for these birds are silent in their flight-even when excited by the prospect of a repast.	Вокруг была полная тишина: грифы летают бесшумно и даже, предвкушая добычу, не оглашают воздух криками.
The hot sun had stilled the voices of the crickets and tree-toads. Even the hideous "horned frog" reclined listless along the earth, sheltering its tuberculated body under the stones.	Палящее солнце угомонило кузнечиков и лягушек, даже безобразная рогатая ящерица дремала в тени камня.
The only sounds to disturb the solitude of the chapparal were those made by the sufferer himself-the swishing of his garments, as they brushed against the hirsute plants that beset the path; and occasionally his cries, sent forth in the faint hope of their being heard.	Единственными звуками, которые нарушали тишину молчаливого леса, был шорох одежды страдальца, цеплявшейся за колючие растения, и изредка его крик, когда он тщетно взывал о помощи.
By this time, blood was mingling with the sweat upon his skin. The spines of the cactus, and the clawlike thorns of the agave, had been doing their work; and scarce an inch of the epidermis upon his face, hands, and limbs, that was not rent with a laceration.	Шипы кактусов и агавы исцарапали его лицо, руки и ноги, не оставив живого места, и кровь смешивалась с потом.
He was near to the point of despondence-in real truth, he had reached it: for after a spell of shouting he had flung himself prostrate along the earth, despairingly indifferent about proceeding farther.	Раненый уже был близок к отчаянию -вернее, он уже отчаялся; в полном изнеможении, в последний раз напрасно позвав на помощь, он упал ничком на землю, не веря больше в возможность спасения.
In all likelihood it was the attitude that saved him.	Но вполне вероятно, что именно это и спасло его.
Lying with his ear close to the surface, he heard a sound-so slight, that it would not have been otherwise discernible.	Ухо его прижалось к земле, и он услыхал слабый, едва различимый звук.
Slight as it was, he could distinguish it, as the very sound for which his senses were sharpened. It was the murmur of moving water!	И, как ни был слаб этот звук, раненый услышал его, потому что именно этого звука он так напряженно ждал, -- это было журчанье воды.
With an ejaculation of joy, he sprang to his feet, as if nothing were amiss; and made direct towards the point whence proceeded the sound.	Вскрикнув от радости, он вскочил на ноги, словно был здоров, и пошел на этот звук.
He plied his improvised crutch with redoubled energy. Even the disabled leg appeared to sustain him. It was strength and the love of life, struggling against decrepitude and the fear of death.	Он налегал на свой импровизированный костыль с удвоенной силой; казалось, даже больная нога стала его лучше слушаться: бодрость и любовь к жизни боролись со слабостью и страхом смерти.
The former proved victorious; and, in ten minutes after, he lay stretched along the sward, on the banks of a crystal streamlet-wondering why the want of water could have caused him such indescribable agony!	Любовь к жизни одержала верх. Через десять минут раненый уже лежал, растянувшись на траве около прозрачного ручья, и недоумевал, как простая жажда могла причинить такие страшные мучения.
Chapter Forty Three. The Cup and the Jar.	Глава XLIII. КУБОК И БУТЫЛЬ
Once more the mustanger's hut!	Заглянем в хижину мустангера.
Once more his henchman, astride of a stool in the middle of the floor!	Опять его верный слуга сидит на табурете посреди комнаты.