Да это же его на волю
Высвобождают.
Я же здесь
Спасалась.
Как же я позволю,
Чтоб без меня?
Почти что весь
Он виден.
Здесь же мы под громом
Дежурили, два пришлеца,
Как будто в городе огромном
Лишь два оставшихся жильца
Мы берегли его.
А он-то,
Он нас берег.
– А, ну-ка, дай,
Лопату, что ли!
Я же с фронта,
Ну, шевелись, а не гадай! –
И вот она у самой шеи
Коня, на выступе земли
Стоит, как на краю траншеи,
И видит,
как в тот миг могли
Те, кто работал там, вплотную
Увидеть
этот ясный лоб
И этих глаз грозу родную,
Их суд, что выше всяких злоб,
Всю волю этих грозных складок
У рта,
весь вихрь его лица.
Всю мощь, которой нет загадок
И нет преград, и нет конца!
И, как бы в лик России глядя,
Она, невольно вздрогнув вдруг,
Шепнула,
чуть коня погладя:
– Мы победили.
Здравствуй, друг!
Средь пестрых клумб играют дети.
Присядь, коль хочешь, на скамью.
Вот – он парит в вечернем свете,
Стремясь вперед, поправ змею.
Мы в обновляющемся мире.
Нам – жить, работать и любить.
Земля – родней нам, небо – шире
Теперь.
А как с рассказом быть?
Воображенье обнимало
Меня, и отбивал я такт.
Но не прибавил я нимало.
Все это
– вправду было так.
Неудачники
Кооперативное издательство писателей
«Никитинские субботники»
Москва – 1928
Часть первая
Глава I
Тут строят. Тут круглеют бревна.
Тут прочно сложен свежий тес.
Тут ряд столбов оградой ровной
Стволы блестящие вознес.
И лестниц гладкие решетки,
Чуть прогибаясь под ногой,
Ведут к мосткам.
Тут – бродят лодки
На привязи. И звучен бой
Волны, вплывающей сквозь сваи,
Бурлящей пенисто.
А там
Гремят прозрачные трамваи
В стеклянном блеске по мостам.
И если вечер дымно-сизый,
Выстеливаясь, просквозит,
И розовеющею ризой
Оденет пепельный гранит,
И в медленном непостоянстве,
Изменой отблесков жива,
Свои плывучие пространства
Всколеблет, шелестя, Нева, –
Чье сердце не забредит, споря,
Кто, задыхаясь в мгле забот,
Бег кораблей и трубы моря
К себе с тоской не призовет?
Но лирики довольно. Метод
Мы изберем такой: учет
Житейских происшествий. –
Этот
Рассказ зачат в недавний год
И в ту весну, когда событий
Багряно-медная волна
Откатывалась.
В стройке, в быте
Негромко пенилась она.
И мысли расчленив в порядок,
Осматриваясь наугад,
Исход международных схваток
Решал сметливый дипломат.
И сквозь суровую опаску
С ним Запад говорил.
Внутри ж
Шли в городах –
ремонт, окраска,
Починка мостовых и крыш.
Но люди, но умы, но пламя
Чувств беспокойных кто поймет,
Кто подглядит, когда мы сами
Души цветной водоворот
Не в силах уследить.
Вот нынче,
Ну, кажется, какой вопрос,
Весь день промерен, слажен, свинчен
И пущен вдаль, –
как паровоз
По вытянутой параллели
Звенящих рельс.
Но что с тобой?
Здесь путаница.
В самом деле,
И путь не тот, и день другой,
И поле хлынуло иное
В твое вагонное окно,
И море вздыбило прибои…
Какое море? Все равно.
Бывают случаи –
железный
Вдруг лист с карниза упадет,
Тем самым оборвав полезный
Твоей служебной жизни ход,
Иль в клуб зайдешь и тут рассудку
Наперекор, в страстей дыму,
Разгорячившись не на шутку,
Казенных денег спустишь тьму,
Иль в городе чужом, в подъезде
Гостиницы замедлишь.
– Ба!
И здесь ехидная судьба
Подстережет на хмуром скресте
Двух улиц.
– Неужели вы?
Марина? Вот не чаял встречи.
– Как? Лугин?
– Да, я из Москвы.
Весьма запутанные речи.
– Скажите!.. Право, он совсем
Такой же. Вы должны явиться
Сегодня в театр.
– В театр? Зачем?
– Вы позабыли – я певица.
– Мне надо нынче ехать…
– Ну,
Не принимаю отговорок.
И взгляд ее горяч и зорок.
– Что ж? Надо вспомнить старину.
– Так решено.
Судите сами,
Да сколько миновало лет?
Бежит смолистыми торцами,
Оглаженными, как паркет.
А было…
Вот он, восьмиклассник.
Взросл. Даже курит при родных.
Весьма сознательный участник
Всей жизни. Тонет в мировых
Вопросах. Он давно умелый
Начетчик символистских книг.
Его воспитывает Белый
И Блока звуковой родник.
Он любит в вешний ледоход,
Уединившись втихомолку,
Глядеть, как зори пенят Волгу
И первая звезда встает.
Марина. Две густых и русых
На плечи скинутых косы.
Подвижней и стройней осы.
Взгляд, будто аметист на бусах,
Почти лилов. Характер горд…
Не сладишь с неуемным нравом,
Она велосипедный спорт
Предпочитала всем забавам.
Но, впрочем, понимала толк
И в теннисе. Блеснет ракеткой –
И мяч дугой отбит над сеткой,
И смех до темноты не молк.
Но если вкрадчивой и хмурой
Волною обоймет тоска,
Податливой клавиатурой
Скользит привычная рука.
И, отдаваясь по соседним
Аллеям, над покоем летним,
Как чистый соловьиный гром,
Играет песня серебром.
Ну, в общем, пагуба, заноза
Для впечатлительных сердец,
Мираж, подобие наркоза.
Увидишь и пропал. Конец.
Зачем ей было на поправку