Всадник. Неудачники. Две книги из собрания Василия Молодякова

Значит, надо мне

Телеграфировать жене.

Но что за путаница в датах!

Однако, верно. Он женат.

Рассказ наш пестр. Он весь в заплатах.

Он мечется вперед, назад…

И за героем вслед, в одышке

Несется автор, за полу

Его хватает на углу:

– Нет, брат, не выскочишь из книжки.

Куда?

– Да, я на телеграф.

Тут безусловно Лугин прав.

Почтамт. Графленый бланк.

– Отсрочка

Отъезда. –

Мелких букв нажим.

Исчерчен лист.

Готово. Точка.

Теперь куда мы побежим?

Нева. Ну что ж? Пускай покоем

Подышит он.

Тут сложен тес,

И гладким и упругим строем

Столбов и лестниц мир возрос.

Тут Петропавловки твердыни

Приземистые тяжелы.

И ангел маленький с иглы

Мерцает в глянцевитой сини

Небес. И между круглых ростр

Сомкнулась биржи колоннада.

И шпиль адмиралтейства остр.

И желтобокого сената

Чуть выступившая видна

В блистаньи солнечном – стена.

Нет, кончено. Здесь первый роздых

Позволим мы. Спешить куда?

Насыщен морем свежий воздух,

Играет бликами вода.

И горечь дум обезоружив,

«Я опираюсь о гранит».

Пусть мнутся складки пенных кружев,

Пусть их ничто не сохранит.

Но легким выплескам внимая,

Чтоб не ждало в грядущем нас,

Я жизнь, как друга, принимаю

И слушаю ее рассказ.

Глава II

Прощались.

– Слушайте, не будем…

Что взвешивать нам каждый шаг?

Да неужели просто людям

Нельзя…

– Вы правы, это так.

Она отдернула портьеры.

Как тени утренние серы!

Пустынен город в тусклой мгле.

И блики мутно заиграли

На полированном рояле,

На фотографиях в стекле.

Вагон летит. Он вложен в тягу.

Колес, цепей и скрепов. Он

В свой неуклонный бег влюблен.

Купэ колышется.

– Прилягу.

Сосед в мышином пиджачке

Врос в угол с томиком в руке.

О, перестук колес. О, сказка

Железного тупого лязга. –

– Ты стар. Смирись. Роптать к чему?

Стекло позвякивает мелко.

Лишь огоньком метнется стрелка,

Да искры сыплются в дыму.

Не пожелайте с прошлым встречи.

Пускай оно молчит далече.

Его докучен разговор.

Что за вопросы, в самом деле,

Не все ль равно, куда вы дели

Пыл давний, молодой задор.

Но эта бронзовая прядка

Волос…

– Да кто же их остриг,

Те косы?

Хорошо на миг

Лет сбросить полтора десятка

И –

в театре, во втором ряду

Очнуться на свою беду.

Сумбур.

Скользим от темы к теме.

Никак не укротить пера.

Театр примолк в нагретой теми.

И яруса, как веера.

Затянутые в бархат ложи.

Рядов изогнутых зубцы.

И в люстре лампочки похожи

На золотые бубенцы.

Колонок вырезных опора.

Всплывают пятна лиц вокруг.

Но жест короткий дирижера

За звуком вырывает звук.

И вот оркестр чеканит, лепит

Свой грозный мир, свой мир сквозной.

И плещет флейт старинный лепет,

Воркует жалобный гобой.

Светла раскрашенная сцена.

Плоски картонные дубы.

Уж проверяется измена

Под зов герольдовой трубы,

И в реве меди изобильном,

В жестяных латах, наконец,

На лебеде въезжает пыльном

Далеких рыцарей гонец.

Мы не обязаны, не так ли,

Все время отбегая вспять,

Всех видов и родов спектакли

Внимательно живописать.

Пусть Лугин в ожиданьи бурном

Следит за вымыслом мишурным,

Марину слушает. Отсель

Бежим, у нас другая цель.

Немолчно поезд версты крошит.

Шумят леса. Бегут поля.

Овеянная ночью, строже

Молчит угрюмая земля.

И в тишине глухой и древней

Летят, опущенные в мрак,

Там – за деревнею деревня,

Болото, рощица, овраг.

Вот лай собак из-за забора,

Вот сторож с фонарем.

И – нет.

Вот сухорукий семафора

Навстречу вымелькнул скелет.

И снова темь – Россия – поле,

Моя страна – душа, и в ней

Весь гнет моей сокрытой боли,

Вся правда радости моей.

Он едет. Он зарылся в книжку.

Что встреча? – Бестолковый бред.

Пусть дни опять бегут вприпрыжку,

Пусть он бежит за днями вслед.

Ведь ясно сказано, что с мужем

Она дружна.

– Мы тоже дружим

С женою. Брак – не первый год,

И глупо затевать развод.

Из-за чего? И ропот жгучий

Он резкой мыслью пересек:

– Все это мимолетный случай.

Она – чужой мне человек.

А голос… Весь он гибче, тоньше

Стал, отлитый из серебра.

… Шумят у вешалок. Окончен

Спектакль и по домам пора.

О камни грохает пролетка.

Дворцы, ограды и сады.

В канале скользко режет лодка

Блеск металлической воды.

Мостов узорчатые арки.

Плотнеет, как слюда, Нева,

И белой ночи свод неяркий

Над ней колышется едва.

На небе сизые отливы.

Изваяны дома из мглы.

Копыта бьют. Слова ленивы.

И руки милые теплы.

У каждой комнаты обличье

Свое. И эта так пестра.

В ней проступало что-то птичье.

Тона павлиньего пера

Являли кинутые ткани,

Платки, вуали. На диване

Подушек расписных гора.

В глазах мерцает беспорядок

Каких-то лент, портретов, складок.

И мягок пышный пласт ковра.

И лишь рояля черный бивень,

Втянув упругие бока,

Меж легких досок звуков ливень

Неслышно заключил пока.

И на прочищенной до лоска,

На крышке чопорной его

Портрет, не все ль равно кого, –

Мужчина. Бобриком прическа,

Отлично слаженный крепыш,

Плечистый, крепкогрудый. Ишь,

Рост, верно, в эту дверь, не меньше,

В обтянутом по талье френче.

Зачем он здесь?

Ход тихнет. Глянь

К вагону приросла Любань.

Шум. Толочь. Жидковатым чаем

Себя в дороге угощаем

Здесь, или мутным кофейком.

Истерт, до одури знаком

Вокзал. Часы желтеют диском.

Дверь хлопает с железным визгом,

И на затоптанный перрон

Выходит поразмяться он.

Был вечер скользкий, зыбкий, топкий.