Все дни прощания

— Что я пережил, что пережил! — захлебывался мой друг Степан. — Ну, думаю, пока я у мамочки геркулесовой кашей давлюсь, мой Димочка опять куда-нибудь рванет. Оставит училищу на память документы и бумажную морду в шести экземплярах и рванет, как это случалось с ним уже не раз. Хотел на попутках добираться, но мать крик подняла — не пущу!.. А что у тебя? Помирился с отцом? А мама?.. Вчера мы поздно приехали, я постеснялся к вам зайти… Где ты живешь? Ты вернулся домой?

Степка спрашивал, и спрашивал, и спрашивал. Не дожидался ответа и снова спрашивал. А я смотрел в его синие глаза и думал: «Теперь порядок. Теперь можно жить дальше и дышать ровнее!..»

Вдруг за Степкиным затылком я увидел отца. Он медленно прохаживался возле автобусов, будто чего-то ждал. Я понял, что он ищет меня. Значит, Сеностаров был у него, успел.

В первое мгновение я спрятался за спины ребят. Но это походило на трусость. Я вышел к нему и спросил:

— Ты ищешь меня?

— Да, сынок… Здравствуй!

— Здравствуй, папа!

— Ты ни с кем не посоветовался и поступил в училище? Мне кажется, можно было найти что-нибудь другое.

— Например? — спросил я.

— Читай. — Он протянул конверт с прямоугольным фиолетовым штампом и нашим адресом.

Я достал узенький листок, развернул. Маловыразительными печатными буквами было написано:

«Уважаемый т. Батраков Д. П. Вы зачислены на первый курс строительного техникума. Предлагаем Вам первого сентября прибыть на занятия. Председатель приемной комиссии…» — подпись неразборчива.

Этот крохотный листок с черными, едва проступавшими буквами, дрожал в моих руках. Мысленно я уже был в техникуме, входил в фойе, толкался у списков «Зачислены на первый курс». И даже слышал радостные вопли удачников, прошедших по конкурсу.

Я посмотрел на отца. Мне показалось, что это он намудрил — пошел в техникум, договорился, и вот результат. Но нет, такое не в его характере.

— Как это вышло?

— Никак. Думаю, просчитались, и все. Такое в редких случаях бывает.

«Конечно, просчитались! — подхватил я отцову фразу. — Думали, золотых мальчиков наберут, а не набрали. И потому торопятся исправить ошибку, иначе не хватит перьев закрыть обнаженные места… Не нужен был, а то вдруг «зачислены на первый курс…». Поздно! Я пришел сюда и тут останусь!..»

— Что ты решил?

— Это не мне, — сказал я и протянул ему листок и конверт. — Я этим уже переболел, мне это теперь не опасно.

— Та-ак… Юмора у тебя — хоть отбавляй.

— Это не мне, — повторил я.

— Да при чем тут ты? Они совершили ошибку, они исправили ее…

— Оставь, — сказал я, чуть отодвигаясь от него и делая вид, что сейчас уйду.

— Ладно. Твое дело. Мне сказали, что ты зачислен на достройщика. Раньше ты не хотел строить корабли… А может, все-таки заберешь документы и пойдешь в техникум? Или, на худой конец, в девятый?.. К тебе твоя одноклассница Рита Лапина приходила. Интересовалась, куда ты пропал. А что я мог ответить, когда сам ничего не знаю о тебе?.. Вот и ходил бы с ней в девятый?

«Вот что! Оказывается, в мире существует Лапина Рита! А я об этом начисто забыл. Потому что только и вьюсь возле себя, как муха возле тарелки с медом… Милая девочка Лапина Рита! Вот кого бы я хотел сейчас увидеть, поговорить, поспрашивать. И она приходила ко мне домой, интересовалась, где я…»

Нужно было сказать отцу спасибо за эту добрую весть, сказать, что я рад, но вместо этого я, как самый последний осел, пробубнил:

— Мы с Лапиной не близнецы, чтобы вечно вместе.

— Как знаешь… Я принес тебе кое-что из одежды в дорогу. И еды. И денег принес — мало ли, в кино пойти или что-нибудь еще. — Он показал глазами на мой старый желтый портфель, который стоял у скамейки и которого я до сих пор не замечал.

— У меня все есть. Видишь, какие сапоги дали? А фуфайку — маде ин Колпино!

Он кивнул и полез в карман за сигаретами. Достал пачку, но не закурил. На его руке белело пятнышко с голубоватыми разводами по краям — след не сведенной до конца татуировки. Всю свою жизнь я видел это пятнышко, и всю жизнь у меня кололо сердце, когда я представлял себе, как он, зажав татуированную кожу плоскогубцами, вырезает ножницами синее пятно.

Вот он, мой отец, самый близкий человек после Веры. А у меня с ним так плохо… А что для него Вера? Одна из миллиона, и все…

— По группам становись!

К нам подбежал Степка. Поздоровался с отцом, но тот лишь кивнул и посмотрел на портфель, который по-прежнему одиноко стоял у скамейки.

Мы стали быстро строиться. Нас послали сначала вперед, оказалось, произошла ошибка и нам полагалось встать в хвосте. Мы отправились назад. И вслед за нами — отец. Я чувствовал себя самостоятельным и взрослым. Это важно: самому искать свое место, а не держаться за руку папы и мамы, плестись у них сзади и ждать, куда они тебя поставят.

Степан дернул меня за руку:

— Помирились, да? Что он сказал?

— Потом, Степа…