Читаем Все дни прощания полностью

Виталик не договорил — из дома на крыльцо выскочила светловолосая девушка в красном халатике, схватила на руки белого котенка, сидевшего на нижней ступеньке, и нырнула обратно в дом. И Ломакин узнал в ней ту девушку, что на институтском вечере выходила к роялю.

— Дочка Людвига — Лариса! — громко произнес Виталик.

Они взошли на крыльцо, с грохотом обили снег и открыли дверь на веранду. Туда же, только из другой, внутренней, двери выскочила и Лариса.

— Здравствуйте! — сказала она. — Добро пожаловать!

Виталик посторонился, пропуская Ломакина вперед. Ломакин шагнул вслед за девушкой, невольным движением стаскивая с головы шапочку. С веранды они попали в небольшую прихожую, откуда в открытую дверь была видна жена Людвига Ивановича.

Людвиг Иванович, уже одетый, терзал электробритвой щеку. Не оборачиваясь, видя ребят в большом овальном зеркале, сказал:

— Молодцы, что явились! Будем завтракать, а потом — на лыжи. Я малость прихворнул, так что поведет вас Лариса.

Гости сели на диван. Лариса приносила из кухни на стол блюдечки, розетки, чайные ложки, сахарницу с песком, трехлитровую банку с яблочным вареньем.

Глядя на нее, Ломакин вдруг увидел себя рядом с ней в своем далеком южном городе: лето, жара; они идут по сбегающей к морю улице, он держит ее руку в своей… Он даже вздохнул, представив себе такое, и покосился на Виталика — не догадался ли тот, о чем думал Женя.

Из соседней комнаты появился старик в толстом шерстяном свитере и тренировочных брюках. Чуть наклонил голову — поздоровался и первый сел к столу.

— Мои студенты, — сказал ему Людвиг Иванович. — Приехали у нас покататься… Пойдете на лыжах, — обратился он к Ломакину, — не особенно увлекайтесь горками. Лариса обожает горки, а вам лучше побегать, особенно Евгению.

— Не беспокойтесь, Людвиг Иванович, — сказал Виталик, — у Ломакина такие лыжи, что их без фуникулера в гору не поднимешь. А на моих лыжах кататься с гор цена не позволяет!

Людвиг Иванович пригласил ребят к столу. Ломакин за все месяцы жизни в новом для себя городе впервые был в чужом доме. Он стеснялся, краснел и все-таки успевал разглядеть комнату, в которой они сидели. Возле круглой и, наверное, теплой печки сидел важный белый кот, а маленький котенок, лежа на боку, играл его пушистым хвостом. Небольшая полка с книгами, высокий, черного дерева старинный шкаф с посудой, старый телевизор «Рекорд» с маленьким экраном, овальное зеркало, пожелтевшее от времени, с облупившимся лаком на рамке, широкий диван, а возле него на полу — чистая самотканая дорожка. Ни одной такой вещи дома у Ломакина, в его южном городе, не было, а было все новенькое, модное, «самое-самое», и все это не задерживалось, не приживалось — стараниями мамочки изменялось и обновлялось, и в доме царил вечный круговорот вещей, будто и не дом это был, а помещение для постоянно действующей выставки мебели, которую к тому же никто не посещал. Ломакин не особенно задумывался, хорошо ли это, плохо ли, только, попадая в такие квартиры, где стояла старая мебель, он всегда остро чувствовал, что у него нет ни деда, ни бабушки…

— Зима нынче не балует нас погодой, — говорил Людвиг Иванович. — Все больше оттепели, плохо лыжникам в такую пору.

— Как в Сочи! — оживился Виталик, взглянув на своего друга Ломакина.

— Нет, — бесстрастно ответил Женя. — У нас средняя температура января — шесть градусов тепла.

— Вы из Сочи? — удивилась Лариса. — Не представляю, как это можно постоянно жить на курорте. Все кругом отдыхают, плещутся в теплом море, загорают, едят мороженое, а лично ты сидишь на уроке или работаешь. Мне кажется, я бы не смогла.

— Верно, — согласился Женя. — Когда в пятом классе нам задали писать домашнее сочинение на тему «Кем я хочу стать?», я написал, что хотел бы стать «отдыхающим». Мне тогда казалось, что более красивой и возвышенной жизни просто не бывает.

— И тебе за это сочинение с ходу вкатили пятерку! — обрадовался Виталик.

— Не помню… Кажется, нет, — улыбнувшись, ответил Женя, и все рассмеялись.

После завтрака Людвиг Иванович стал показывать Ломакину технику ходьбы на лыжах.

— Руки не расставляй широко, будто хочешь объять необъятное. Палки старайся держать поближе к лыжам — когда держишь их далеко, получается разложение сил, и нечем толкаться. Теперь ноги: ноги ты передвигаешь, как циркуль, совершенно прямые, а нужно их согнуть в коленях, вот столечко, вот так!.. Ладно, идите, Виталик подскажет.

Старик тоже вылез из-за стола, включил радио — передавали музыку, — с минуту слушал, а затем подвинулся к окну и стал смотреть на улицу.

— Лыж-ни-ки! — раздельно проговорил он. — Такого слова в нашем селении, где я рос, поди, никто не слыхивал. Были столяры, плотники, кузнецы, печники, кровельщики… А то — лыж-ни-ки!.. Фут-бо-лис-ты!..

— Чем ты недоволен, папа? — спросил Людвиг Иванович.

— Почему, всем доволен. Даже рад, что есть лыж-ни-ки, фут-бо-листы!.. Кто еще?..

Вдруг его глаза остановились на лыжах Ломакина, стоявших возле веранды. Старик забеспокоился, приблизил лицо к стеклу, а затем широкими шагами направился к двери и вышел во двор.

Перейти на страницу:

Все книги серии Компас

Похожие книги