Все - иллюзия

Люди были мрачно одеты во все черное, с черными капюшонами, покрывавшими головы и оттенявшими бледные лица. Они шли между деревьями длиной колонной. Лессинг наблюдал за ними, а они все шли и шли. Некоторые женщины несли с собой мешочки для вязания и вязали спицами на ходу. Некоторые мужчины читали на ходу какие-то книжки и то и дело спотыкались о камни и корни. Но никто не смеялся над ними.

Кларисса шла одной из последних. Лицо у нее под черной шапочкой было веселое, веселое и самое беззаботное из всех, что он видел в этом... в этом мире. Она шла легкой, танцующей походкой, и те, кто двигался позади, бросали на нее хмурые взгляды. Но ее это, казалось, не заботило.

Лессингу захотелось позвать Клариссу. Захотелось так сильно, что, как ему показалось, она почувствовала, потому что начала отставать, позволив обогнать себя сначала одной группе, потом другой, пока не оказалась в самом конце колонны. Несколько девушек оглянулись на нее, захихикали, но ничего не сказали. Кларисса отступала все больше. Потом процессия повернула, а Кларисса остановилась посреди дороги, глядя, как они уходят. Затем рассмеялась, исполнила торжественный пируэт, словно на пуантах, и черные юбки образовали круг у ее ног.

Лессинг вышел из-за дерева и шагнул было к ней, готовый позвать ее по имени, но опоздал. Кто-то оказался к ней ближе, чем он. Кто-то, кого Кларисса весело окликнула на незнакомом Лессингу языке. Затем между деревьями мелькнуло что-то темно-красное, и кто-то, закутанный с головы до пят в красный плащ, подошел и заключил ее в объятия. Красные фалды плаща окутали их обоих. Из-под наклонившегося капюшона послышался счастливый смех Клариссы.

Лессинг остался стоять на месте. Это может быть другая женщина, с отчаянием сказал он себе. Это может быть ее сестра или тетя. Но нет, скорее всего, это был мужчина. Или...

Лессинг искоса глянул по сторонам — в странном его состоянии все было зыбким, детали норовили ускользнуть, когда он пытался сосредоточить на них взгляд, — но на этот раз он был почти уверен в том, что заметил. Он был почти уверен, что, когда Кларисса приподняла лицо, в полумраке леса был почти ясно видел свет... свет, падающий из нависшего капюшона мужчины. Свет, льющийся из капюшона. Золотой дождь. Даная в золотом дожде...

Тут лес вдруг круто накренился и начал вращаться. Пораженный Лессинг полетел, кружась, в темноту, все дальше и дальше... Лес Клариссы остался где-то далеко позади. Кларисса осталась в объятиях бога.

Когда вращение остановилось, он снова сидел в автомобиле, а слева по шоссе с шумом проносились машины. Очевидно, он остановился где-то у дороги, автомобиль стоял во втором ряду рядом с обочиной, двигатель мягко урчал. Лессинг потряс головой.

— Я дойду сама, — с какой-то легкостью в голосе сказала Кларисса. — Нет, не беспокойся. Ты все равно не найдешь здесь место для парковки, а я так устала. Хороший был вечер, любимый. Позвони мне утром, только не рано.

Лессинг мог лишь сидеть и моргать. Взгляд ее черных глаз, ее улыбка были просто ослепительными, но неотступный туман не позволял как следует разглядеть ее лицо. И только теперь он понял, что они стоят там, откуда начали свой безумный путь, возле дома Клариссы.

— Доброй ночи, — повторила Кларисса, и дверь захлопнулась позади нее.

После последних слов Лессинга в кабинете наступила тишина. Дайк сидел молча и ждал, не отрывая глаз с лица Лессинга, и тень его чуть шевелилась на столе из-за покачивающейся лампы.

— Ну, и?.. — сказал Лессинг через секунду почти что с вызовом.

Дайк слегка улыбнулся и поерзал на стуле.

— И что? — эхом отозвался он.

— Что вы думаете?

— Я вообще ничего не думаю, — покачал головой Дайк. — Для этого еще не пришло время... Ведь история здесь не заканчивается. Не заканчивается, не так ли?

— Нет, — задумчиво протянул Лессинг. — Не совсем. Мы встретились еще раз.

— Только раз? — глаза Дайка прояснились. — Должно быть, именно тогда вы и утратили память. Это самое интересное из всего. Продолжайте, что было дальше?

Лессинг прикрыл глаза. И заговорил, медленно, словно припоминая по кусочкам каждый фрагмент того, что рассказывал.

— На следующее утро меня разбудил телефон, — сказал он. — Это была Кларисса. Как только я услышал ее голос, то понял, что настало время уладить все раз и навсегда... если я только решусь. Если мне разрешат. Но я не думал... Он... вряд ли он позволил бы мне рассказать ей все, но я знал, что должен попытаться. По телефону голос Клариссы казался расстроенным. Она не сказала, почему. Она только хотела, чтобы я приехал как можно быстрее.

Она стояла у раскрытой двери, когда Лессинг вышел из лифта, стояла на фоне зеркал, в которых не было ни малейшего движения. Она выглядела свежей и прекрасной, и Лессинг поразился этому, как поразился после пробуждения, что от чрезмерного опьянения прошлой ночи не осталось ни малейших следов. Но выглядела Кларисса встревоженной, ее глаза буквально ослепили его черным светом, а на лице не было привычной безмятежности. Лессинг обрадовался этому. Значит, она все же просыпалась от долгого-долгого сна.