Дайк с шумом выдохнул воздух, откинулся на спинку стула и без всякого выражения глаз под редкими бровями посмотрел на Лессинга. Лессинг сидел и моргал. Лишь секунду назад он стоял в квартире Клариссы, он еще чувствовал у себя на руках прикосновения ее теплых пальчиков. Он слышал ее, оглядывался и видел, как смущенно переминаются в окружающих зеркалах ее многочисленные отражения...
— Минутку, — сказал он. — Отражения... Кларисса... Я почти вспомнил что-то, что было тогда... — Он замолчал и невидящими глазами уставился на Дайка, наморщив лоб. — Отражения, — повторил он. — Кларисса... Отражения Клариссы...но не тети! Я смотрел на них обеих в зеркалах, но не видел никакой тети! Я вообще никогда не видел ее... ни разу! И все же я ожидал... Ответ где-то тут... Тут, до него рукой подать, если бы я только мог...
Затем ответ появился у него в голове в полной своей красе. Кларисса сама подсказала ему этот ответ, он весь заключался в той сказке, что она рассказала ему. Страна слепых! И как слепые ее жители могли увидеть посланца короля, который следил за принцессой, пока она бродила по заколдованному лесу? Как Лессинг мог вспомнить то, чего никогда бы не сумел постичь своим слабым умишком? Как мог он
— Сигарету? — спросил Дайк и подался вперед, скрипнув стулом.
Лессинг машинально потянулся через стол. Больше не было никаких звуков, только зашелестела бумага и чиркнула спичка. Они курили молча, глядя друг на друга. Раздались шаги по гравию. Заговорили приглушенные в ночи мужские голоса. Чирикали в темноте вездесущие сверчки.
Потом Дайк со скрипом подвинул свой стул и потянулся, чтобы затушить недокуренную сигарету.
— Ну, ладно, — сказал он. — Вы все еще не пришли в себя или уже можете посмотреть на все объективно?
Лессинг пожал плечами.
— Могу попытаться.
— Ну, сначала мы должны признать, что принято, по крайней мере на настоящий момент, что такого просто не бывает. В вашей истории полно дыр. Нас через десять минут порвали бы на части, если бы мы попытались кому-нибудь все это рассказать.
— Если вы думаете... — упрямо выставив челюсть, начал было Лессинг.
— Я еще и не начал думать, — прервал его Дайк. — Естественно, что у нас нет прочного фундамента для этой истории. Не думаю, что все действительно произошло именно так, как вы запомнили. Да и способен ли на это человек? В целом, эта история все еще кажется мне обряженной в мишуру аллегорий, и нам нужно копнуть гораздо глубже, чтобы добыть голые факты. Стоит ли это делать — вот проблема! Но мне просто интересно.
Он замолчал. Потом достал еще одну сигарету, рассеянно чиркнул спичкой. И продолжал, выпустив густое облако дыма.
— Давайте на минуту примем все это за правду. Нужно расшифровать аллегорию о дочери короля, перенесенную в Страну Слепых. Знаете, Лессинг, меня поразило то, на что вы вообще не обратили внимания. Вспомните, что Кларисса порой ведет себя абсолютно по-детски. Например, когда ее внимание поглощается совершенно обыденными вещами. Или ее предположение, что эти могучие силы наверняка защищают ее, защищают совсем по-родительски. Да, даже та аура, о которой вы постоянно говорили, и которая влияла на все, что вы видели или слышали, когда бывали с нею. Все это походит на мир ребенка. Яркие, насыщенные краски. Нет ничего уродливого, потому что у детей еще нет образцов для сравнения. Красота и уродство ничего не значат для детей. Я помню кое-что из своего детства — особенно это полное поглощение тем, что заинтересовывало меня. Помните, у Вордсворта[17]
: «Дитя озарено сияньем Божьим...» и так далее. Но ведь она уже достаточно взрослая, не так ли? Вы сказали, ей чуть за двадцать? — Дайк замолчал и уставился на кончик своей сигареты. — Знаете ли, — продолжал он, наконец, — все это напоминает простейший случай задержанного развития, верно? Ну-ну, минутку! Я ведь сказал —— Ничего я не понял, — покачал головой Лессинг. — У меня все еще голова идет кругом.