Всё хоккей

Мы провели несколько сеансов. И эксперимент действительно удался! Я помнил все, кроме Жени. Про ее существование я забыл начисто. Я вновь любил свою жену, обожал детей, и моя карьера пошла в гору. Но Смирнов ошибся в своих расчетах. Он считал, что это лишняя память удаляется навсегда. Но это не так. И в один прекрасный день я вновь проснулся. Проснулся с ужасом, что натворил. Но у меня уже не было и мысли бежать в милицию или прилюдно каяться, не было мысли и идти к психиатру. Я был другим! Все равно, независимо от моей памяти время ушло. Я словно излечился. И у меня уже все было прекрасно. Мои научные открытия признал мир, мои операции гремели на весь мир, родственники пациентов, кому я спас жизнь буквально падали передо мной на колени. Я купил дорогой дом, дорогую мебель, дорогую машину. Я привык к дорогой жизни. Более того я завел интрижку на стороне с премиленькой стюардессой, и совесть меня уже не мучила! И, безусловно, никакая вернувшаяся память не могла мне помешать жить именно так! Я душу был готов продать за эту свою, устоявшуюся жизнь!

Он опять сделал паузу.

— Впрочем, к тому времени я ее уже давно продал.

— Вы украли изобретение для Макса? — я испуганно подался вперед. Этого еще не хватало!

— Нет, но не потому, что не мог. А потому, что не успел. Но торговая сделка все равно состоялась. Изначально состоялась.

— Вы сделали Запольскому бесплатную операцию на сердце?

— И не только это. Я специально открыл при своей клинике для него центр по психологическому восстановлению больных после операции на сердце. Который естественно возглавил Макс. Он купался в деньгах и славе. Это был первый подобный центр в нашей стране, и реклама его была соответствующая. Иногда мне кажется, что единственное, в чем Макс виртуоз, так это в рекламе. Впрочем, для сегодняшнего времени это не мало, если вообще это не все! Но Максу и этого было мало. Он однажды увидел мою племянницу…

Я невольно сжал кулаки. Тоня. Эта девочка невольно оказалась всего лишь платой, товаром купли-продажи, лотом на аукционе совести.

— И не смотрите на меня так! — Маслов вздрогнул от моего взгляда. И махнул рукой. — Впрочем, мне повезло, что я могу на себя не смотреть, ведь зеркала легко разбиваются. Да, я познакомил их. Впрочем, Тоню в его объятия я не толкал. Она умная, честолюбивая девочка, с какой-то ноткой трагичности в душе и легким цинизмом, которым эту трагичность она прикрывает. Честолюбивой девочке Макс понравился. А ранимая, тонкая ее душа так и не смогла его полюбить. Я отдал ей свою машину, квартиру. Они стали соседями. Удобно, чтобы они жили рядом, удобно, чтобы они были вместе. Некоторая гарантия безопасности и хранения тайны.

— Но Тоня ни о чем не знала?

— Безусловно, и теперь не знает. Пока не знает. Про Женю. Более того, и я определенное время не знал. Я ведь забыл! А вот когда вспомнил, Тоня как никогда нужна была! Она была гарантией, что Макс не проболтается. В некотором роде заложницей. Красивой, молоденькой заложницей… Вы меня ненавидите?

Последний вопрос он произнес легко, просто, как само собой разумеющееся. И я только по этой фразе понял, насколько он ненавидит себя. И мне искренне стало его жаль.

— Продолжайте, Егор Николаевич. Мои чувства здесь ни при чем.

— Когда я проснулся и вспомнил тот кошмар, случившийся уже полтора года назад! Это целый кусок жизни! Я уже не мучился. И Женю вспоминал без тоски. Главная моя мысль была о спасении. И я решил по-прежнему изображать из себя человека с частичной потерей памяти. Макс это понял первый. И потребовал от меня, чтобы я украл изобретение Смирнова. Он меня шантажировал. В том числе и Тоней. А потом узнал Смирнов. Конечно не без помощи Макса. Ему нужно было во что бы то ни стало овладеть этим научным открытием, иначе он грозился открыть правду. И я чуть было не помог ему в этом. Но случай, судьба, Бог не захотели, чтобы Макс был хозяином этой научной теории. Ему во всем везло. Кроме науки. Она никогда не играла на его стороне. Хотя, возможно, он этого хотел больше всего на свете.