Все лгут

Газеты безостановочно гнали колонки о мужчинах, настолько озабоченных контролем за жизнью и сексуальностью своих сестер и дочерей, что они не останавливались ни перед насилием, ни перед убийством, если их женщины отказывались подчиняться воле семьи. По телевизору шли ток-шоу и дебаты, куда приглашали различных экспертов, которые свидетельствовали о факте передачи культуры чести из поколения в поколение – даже в Швеции.

Я изо всех сил старалась не слишком часто читать заголовки газет и выключала телевизор сразу, как только возникала эта тема.

«Это все не о нас, – уговаривала я себя. – Это не обо мне, это о ком-то другом».

Иногда я пыталась представить, что этот «кто-то» – Анн-Бритт, хладнокровная сучка.

Выходило так себе.

К тому же… в чем лично для меня заключалось преимущество игнорирования газет, если все остальные их читали?

Соседи пялились, когда я проходила мимо, продавцы в магазине, заметив меня, тут же замолкали. Если я оказывалась в центре города, знакомые давали задний ход или вовсе предпочитали сделать крюк, лишь бы не столкнуться со мной.

Кто-то реагировал с точностью до наоборот. Люди заходили, задавали назойливые вопросы и готовы были часами обсуждать случившееся. Кто-то плакал, словно ожидая, что я стану их утешать. Словно они всерьез считали себя вправе приходить ко мне со своими печалями и вываливать их мне на голову, как содержимое мусорных мешков.

Однажды вечером позвонил директор гимназии, в которой училась Ясмин, и сообщил, что в ближайший вторник школа собирается организовать поминальное мероприятие. Он интересовался, придем ли мы с Винсентом.

– Благодарю, но мы не встаем с постели – подхватили грипп, – соврала я, потому что не могла вынести даже мысли о том, чтобы оказаться среди друзей Ясмин.

Ее баскетбольная команда прислала маленький альбом, в котором все девушки написали что-то для Ясмин, а еще баскетбольный мяч с автографами всех членов команды.

Я не знала, что делать с этим мячом. Я бродила с ним по дому из комнаты в комнату, пока, наконец, не придумала отдать его Винсенту.

Примерно через неделю позвонил Гуннар.

Он рассказал, что проверил Пито. Тот сидел в тюрьме «Халль» и не мог иметь никакого отношения к исчезновению Ясмин, по крайней мере лично.

Я не удивилась – мне ведь было известно, что Пито отбывает срок за наркотики.

– Спасибо, что рассказал, – поблагодарила я. – Как ты себя чувствуешь? Заболел?

Он довольно долго молчал, а потом прокашлялся и сказал:

– Кое-что случилось. Мы позже об этом поговорим.

Но никакого позже не случилось. Дни все так же приходили и уходили, а пространство нашей жизни тем временем словно сужалось.

Ближе к вечеру, две-три недели спустя после задержания Самира – я помню это, потому что тогда состоялось первое заседание суда, на котором принималось решение о продлении срока его нахождения под стражей, – со своего места за кухонным столом за окном я разглядела худощавую фигуру. Он немного приволакивал ноги. Волнистые темные волосы спадали на лоб. Надет на нем был все тот же тонкий непромокаемый плащ, что и в прошлый раз, и никаких перчаток или шапки.

Я отправилась к двери, но не стала открывать, пока он не позвонил, потому что и так замерзла и не хотела впускать в дом холодный зимний воздух.

– Входи скорее, – сказала я, едва открыв дверь.

Он поднял на меня удивленный взгляд.

– Ты куда-то спешишь? Я не вовремя?

Она снова вернулась – та самая неуверенность, которая всегда заставляла меня испытывать по отношению к нему материнские чувства. Словно его присутствие здесь могло оказаться нежелательным, или мое время было слишком ценно, чтобы он на него покушался.

– Ты всегда вовремя, – ответила я, втащила его в дом и захлопнула дверь. – Просто здесь ужасно холодно.

– Понял.

– Раздевайся.

Он сбросил туфли и стащил с себя куртку.

– Ты не можешь разгуливать в таком виде, – заявила я. – На улице минусовая температура. Так можно подхватить… не знаю, как это называется у мальчиков, но у девочек это цистит.

Он ухмыльнулся.

– С каких пор ты сделалась моей мамашей?

Мы часто шутили, что я для него – бонусная мать. Так что я ответила, как всегда:

– С тех пор, как ты пачкал свои штанишки.

Мы устроились в кухне.

– Как ты? – спросила я.

– Не очень. А сама?

Со вздохом я откинулась на спинку стула и смахнула со стола письмо из Управления социального страхования, в котором сообщалось, что для продления больничного листа мне необходимо получить новую медицинскую справку.

– Честно говоря, я не вижу никакого будущего.

Он молча кивнул, опустив взгляд на сложенные на столе изящные руки. Пальцы были бледными, а кожа вокруг ногтей содрана до мяса.

– Я должен знать точно, – невнятно проговорил он.

– Что знать?

– Что это сделал Самир. Убил ее.

Глядя на покрытый снегом пейзаж за окном, я попыталась сформулировать подходящий ответ, но вскоре сдалась. Я больше ни в чем не была уверена, у меня не было ответов.

– Потому что если это он, – продолжал Том, – тогда… тогда…

Помимо воли он принялся всхлипывать. Слезы покатились по бледным щекам.

Я оторвала кусок бумажного полотенца и протянула ему.