Все лгут

Взявший слово Франц Келлер разразился долгой тирадой о неправомерности полного исключения иного варианта развития событий. Адвокат напомнил суду, что прокурор обязан предъявить неопровержимые доказательства того, что Самир убил собственную дочь.

Но вот сделал ли это прокурор?

Франц подводил к отрицательному ответу. В отсутствии тела невозможно доказать даже факт смерти Ясмин – на этом месте Франц взял долгую театральную паузу и со значением улыбнулся, словно давая присутствующим время вникнуть в суть сказанного.

Один лишь тот факт, что на одежде Самира была обнаружена кровь Ясмин, не мог автоматически означать, что отец нанес ей какой-либо вред. Кровь могла попасть на одежду иным образом. Что касается записей с камер наблюдения… было темно, изображения зернистые, и вполне может оказаться, что на них запечатлен некто иной. Этот человек мог намеренно создать ложные улики и подбросить их на свалку с целью очернить Самира. Следы крови, обнаруженные в автомобиле, также могли появиться там при совершенно иных обстоятельствах. Ясмин часто ездила с отцом и нередко бросала свою баскетбольную форму в багажник. Время от времени на тренировках она получала ссадины, что может объяснить следы крови.

Франц завершил речь, в пух и прах разнеся предложенный прокурором мотив. «Самир любил дочь, – заявил адвокат. – Множество свидетелей подтверждают, что их взаимоотношения были необыкновенно теплыми и сердечными, возможно, потому, что шесть лет назад Самир уже потерял жену и младшую дочь в результате автомобильной катастрофы. Ничто не указывает на то, что Самир мог быть религиозен или придерживался консервативных взглядов. Он лишь одаренный, трудолюбивый человек и заботливый отец, который пошел бы на все ради своей дочери».

Когда я покидала зал суда, на меня было направлено целое море камер. Вспышки ослепляли, и я сделала точь-в-точь, как в кино делают обвиняемые – накрыла лицо шалью и поспешила прочь, к уже ожидавшему такси. Забравшись в машину, я бросила последний взгляд на толпу людей снаружи. Там, между двумя фотографами, вдруг мелькнуло знакомое лицо. Короткие темные волосы, пылающие щеки – это не мог быть никто другой.

Грета.

«Что она там делала?» – подумала я, вдруг вспомнив ее настырные вопросы о найденных полицией доказательствах. С какой стати, ради всего святого, она явилась на суд? Если она хотела поддержать, не логично ли было сообщить мне об этом загодя?

Вернувшись домой, я проспала почти целые сутки, а когда проснулась, то приняла снотворное и уснула снова. Каждая мышца в теле ныла, каждый квадратный сантиметр кожи саднило. В голове стучало, и мысли пребывали в полном беспорядке. Когда позвонил гостивший у мамы Винсент и оживленно сообщил, что они испекли «малиновые пещерки», я поначалу не могла сообразить, какой на дворе день. Суд казался нереальным, словно состоялся у меня во сне, однако эсэмэски от Франца доказывали обратное.

Адвокат был доволен и писал, что все прошло по плану. Решение суда должно было быть оглашено в течение двух недель.

«Еще две недели неопределенности, как это можно пережить?» – думала я. Но время шло. Как известно, время то ползет, то скачет галопом – лишь на месте оно не стоит никогда.

* * *

Двадцатого марта Самир был освобожден из-под стражи.

Суд исходил из того, что неопровержимых доказательств, что он совершил убийство Ясмин, обвинение предъявить не смогло. Главный довод – тело так и не было найдено. Между строк отчетливо читалось, что Самира сочли виновным, но, увы, осудить не могли.

И в этом они не были одиноки. Бурная реакция общественности на приговор последовала незамедлительно. В глазах людей Самир был убийцей. Газеты и интернет-издания наводнили письма возмущенных читателей. Как шведское правосудие могло оправдать человека, убившего собственную дочь? Может ли Швеция вообще называть себя правовым государством после такого предательства по отношению к наименее защищенному члену общества – юной беспомощной девушке, убитой тем, кто должен был ее любить и защищать? Иные не пускались в такие пространные рассуждения, а сразу предлагали собрать всех мусульман и отправить на историческую родину. Чуркам место в пустыне, а если мы ослабим бдительность, Швеция вскоре станет жить по законам шариата.

Лично я чувствовала себя опустошенной и обескураженной.

Не знаю, чего я ожидала. Наверное, считала, что суд положит всему конец. В некотором роде так и случилось. Но настоящая неопределенность жила у меня внутри – я не могла ответить самой себе на вопрос, был Самир в самом деле виновен или нет. Он саднил в моей душе, словно камушек, попавший в туфлю, и в конце концов на месте доверия к мужу разверзлась глубокая рана.

Меня волновал вопрос, что теперь будет. Мы должны были зажить как раньше?

Разве такое вообще возможно?

* * *

Самир вернулся домой в середине того же дня, когда суд огласил свой вердикт. Его привез Франц Келлер – я заметила машину из окна комнаты Винсента.