Все наши тени

Был еще и чердак, но я понятия не имел, как туда забираться, и меньше всего я хотел сломать себе что-нибудь. Поэтому поисковую операцию в доме я малодушно свернул.

— Опять тебя где-то носит, — благодушно укорила меня баба Лиза и посмотрела внимательно, даже несколько с подозрением. Я не смог понять, то ли ей интересно, где я был, то ли она хочет узнать, не приходили ли ко мне ночью странные гости.

— Да я к себе ходил, — сказал я. — Вы меня этим «ведьминым домом» заинтересовали. Ничего ведьминского я там не нашел, а жаль… Зато, представляете, увидел, где он горел.

— А, — протянула баба Лиза. — Молоко будешь? Правда, остыло уже, наверное. Ну и бутылочки вон твои.

Отказываться я не стал. Заодно сравнил на вкус коровье молоко и козье. Особых отличий не увидел, зато почувствовал себя сытым.

— Да оба пожара потушили быстро, — тем временем рассказывала баба Лиза. — Один раз сама Красовская выбежала, второй в ночи полыхнул. Хорошо, что Петро еще после первого раза посоветовал ей запасные ключи возле двери повесить. И чего она от нас прятала, ума не приложу? Но ключи повесила, да. Если бы не они, угорела бы.

«Бинго», — похвалил я себя и спросил:

— А что, у нее какие-то ценности были? Вы говорили, она вернулась с деньгами.

— С деньгами да. — Баба Лиза ушла в кухню, но ее басок я прекрасно слышал и оттуда. — Дом она чинила. Он после войны стоял, считай, вообще никакой, один фундамент. Вот года два она шабашников нанимала, а потом… а, да ты и не помнишь, наверное, в девяносто втором все ее денежки пшиком пошли.

Я действительно такого не помнил. В девяносто втором мне было всего пять лет, и меня мало интересовали глобальные экономические проблемы. Да меня вообще тогда мало что интересовало, кроме игрушек и мультиков.

— Так и жила она — печь да стулья.

Баба Лиза вернулась, поставила пару бутылок с молоком на стол, вытащила тетрадку, стала в ней что-то записывать.

— Стул один, — настороженно сказал я.

— Второй Петро на пожаре сломал, — объяснила баба Лиза. — Размахивалась-то она сильно, вон, бревна какие, огнеупорные. Вообще Петров батька, тогда еще жив был, все думал, что Ермолину поджигают, но нет, дом изнутри оба раза горел. А нечего было нанимать шелупонь, — строго заметила баба Лиза, закрывая тетрадь. — Ну и где эта пьянь, скажи на милость? Отец вон какой участковый был, капли в рот не брал, даром что инвалид войны, царствие ему небесное, а сын — тьфу, пропойца.

После этих слов — об участковом — версию с поджогами я тоже исключил. Если до меня ее проверяла полиция, то есть тогда еще милиция, мне с ними тягаться не стоило.

— Значит, Ермолина хоромы хотела строить?

— А то, — хохотнула баба Лиза. — Тот дом, который твой, хотела отдать под баню. Вот откуда у нее деньги взялись, скажи? — Она в упор уставилась на меня, и я понятия не имел, почему. Я ведь Ермолиной даже не приходился родственником.

— А хотите, я вам молоко сам отвезу? — Мне очень нужен был повод еще раз наведаться в Белоселье. — Я все равно купить кое-что хотел.

— Ну отвези, — милостиво разрешила баба Лиза. — Там магазин в Белом селе — «Дядя Степа», для дачников. Спросишь Андрея или Марину, им передашь. За все они тебе должны четыреста рублей.

Мне пришлось заняться погрузкой молока под бдительным оком бабы Лизы, и вот тут я сполна вкусил ее строгости. Не так положил, не так закрепил, так побьется, так прольется. Но в конце концов с молочной логистикой я кое-как справился, и баба Лиза посоветовала мне перед долгой дорогой перекусить. Я начал опасаться, что к концу отпуска не влезу ни в одни штаны.

— А почему вы все-таки мне спать-то в доме не советовали? — как бы вскользь спросил я. — Комфорта там, понятное дело, никакого, но…

— Да Петро там видел кого-то, — ответила баба Лиза. — Понятно, что не с трезвых глаз, но — сам понимаешь. Красть там нечего, бродяг у нас нет, вон, даже собак не держим, мое дело предупредить. То ли огонек в окне, то ли тень какая. Да и как комендант помер, я еще помню. Здоров был как бык, а то и недели не прожил.

Мне стало интересно, знает ли она насчет того, что в ее доме тоже водятся призраки.

— А как же она не боялась в таком доме сама жить? — усомнился я. — Если он горел. А керосинка? У нее что же, вообще никого не было? Ни родни, ни друзей?

— Насчет родни я не знаю, вон, супруга твоя оказалась родней? А друзья… какие друзья у фашистки?

— А Зоя, ну, та цыганка с ребенком, куда потом делась? — продолжал допытываться я. Бабу Лизу моя настойчивость, похоже, начинала уже понемногу злить.

— Уехала куда-то после войны. Родня мужа сгорела, муж на фронте погиб. Ну, давай, поезжай, а то молоко совсем остынет. Дачникам все равно, что пить, а перед Андреем неудобно. Да куртку надень, сейчас дождь ливанет.

Небо и в самом деле нахмурилось, тучи почти задевали верхушки деревьев. Резкие и короткие порывы ветра гнали по деревне листья и сухой песок. Баба Лиза пошла загонять в сарай скотину, а я завел машину и поехал.