«Это не наши жильцы! – доказывала Наташа. – Это какие-то форменные хулиганы, а у нас все люди интеллигентные!». Тема порчи общего имущества получила второе дыхание, версии сыпались одна за другой, но внятных ответов не было. К тому же переписка загадочных вандалов продолжилась с новой интенсивностью. Появилась надпись маркером: «Прибью собаку!», затем: «Трусливое дерьмо!». Потом: «Убери за собой!». Потом: «Скунс, заткнись!»…
Соседская община, включая жильцов первых этажей, которые сроду и лифтом-то не пользовались и на этом основании всегда требовали уменьшить плату за общедомовое имущество, спешили в лифт, как к телевизору за новой порцией сериала отечественного производства.
Наконец на исцарапанной стене с пятнами от чернил, которые тщетно пыталась отмыть уборщица, появился аккуратно приклеенный пластырем альбомный лист, исписанный мелким каллиграфическим почерком. Одинокая пенсионерка Марья Филипповна с седьмого этажа вспомнила, что она заслуженный педагог. Она написала корректное, но очень пафосное, аргументированное, взывающее к чувству прекрасного воззвание к вандалам. Чувство прекрасного, выходило по мнению ветерана учительского труда, конечно же, есть даже у хулиганов и вредителей, хотя в скрытом виде. В конце обращения была выведена аккуратная разборчивая подпись и указан номер квартиры автора, которые как бы подчёркивали, в противовес анонимности хулиганов, мужество пенсионерки. Она раз пять в этот день выходила на улицу и поднималась обратно с высоко поднятой головой и поджатыми губами, как бы демонстрируя всем свой моральный авторитет и гражданскую смелость.
К сожалению, обращение было настолько длинным, а предложения настолько сложно-подчиненными и кружевными, что ни один сосед, даже с самого верхнего этажа, по ходу движения лифта не успевал прочесть воззвание даже до середины. Поэтому обратной связи не было, и мести со стороны хулиганов, наподобие порчи двери квартиры или чего еще похуже (на что тайно надеялась автор, как на сенсационные последствия своего гражданского мужества) – тоже не было. А соседские пересуды тем временем продолжались.
– Истинно говорю вам, девочки, это такая диверсия, флэшмоб называется по-модному! – вещала на детской площадке Пинкертон третьего подъезда. – В Интернете договариваются, где нагадить, чтобы не поймали, и потом все следят, кто больше нагадит и кого дольше не поймают!
– Добрый вечер, Александр Семёнович! – Мамочки дружно поздоровались с соседом с седьмого этажа, известным владельцем сети чебуречных. Он был душой всего подъезда, потому что накрывал стол для соседей дважды в год во время общественных субботников, им же и придуманных. Он с удовольствием общался с соседями на детской площадке, всячески подчеркивая свой материальный достаток даже тем, что всегда старался поставить свой шикарный джип аккурат перед детской площадкой на самом заметном для соседей месте.
– Что за шум, а драки нет, девочки? – спросил традиционно весёлый сосед. Но как только понял предмет разговора, вдруг плюнул, чертыхнулся, развернулся и пошел к подъезду.
– Переживает, бедненький! – жалостливо сказала бабушка бойкой девчушки лет пяти, висящей вверх ногами на турнике, из пятьдесят девятой квартиры. – Такой чистоплотный человек, такой воспитанный, добрый, каково ему с детками в таком лифте ездить-то!
Пересуды о «лифтовых бандитах» в течение всего последующего месяца то утихали, то вспыхивали с новой силой на детской площадке, на кухнях и в супружеских спальнях. По мере продолжения переписки тональность посланий становилась все более эксцентричной и пошлой, а реакция жильцов – всё более равнодушной и обыденной. Нет, конечно, иногда добавлялось поводов к разговорам, поскольку к переписке в лифте потихонечку, с разными, так сказать, мотивами и расчётами присоединялось всё большее количество жильцов.
Так, хозяин шестьдесят третьей квартиры, владелец автомастерской в скоплении частных гаражей за домом, приклеил напоминание соседям о скором зимнем сезоне и, промежду прочим, о скидке на переобувание железных коней в зимнюю резину. На этой наклейке через два дня появилась аккуратно выведенная с красивыми завитушками надпись гелевой ручкой: «Я вас люблю, а вы не оглянётесь…». Рядом на скотч было приклеено объявление о бесплатном обмене книгами с длиннющим списком классических авторов и постскриптумом для книголюбов о том, что звонок в сорок девятой квартире не работает, поэтому стучите громче в любое время.