Все романы в одном томе

– Вот! В этом-то и загвоздка! Деньги! – Он принял скорбный вид. – У меня их мало. Сама клиника стоит двести тысяч американских долларов. Мо-дер-ни-за-ци-я, – новое слово он произнес по слогам, неуверенно, – а она, вы же не станете спорить, необходима, обойдется еще в двадцать тысяч. Но эта клиника – золотое дно. Говорю безо всяких сомнений, хотя и не знакомился еще с бухгалтерией. Вложив двести двадцать тысяч долларов, мы будем иметь гарантированный доход в…

Бейби уже так явно демонстрировала свой интерес, что Дик решил привлечь ее к обсуждению.

– Бейби, вы, как человек опытный в таких делах, не дадите соврать: когда европеец очень настойчиво ищет встречи с американцем, это наверняка связано с деньгами, правда?

– А в чем дело? – невинно поинтересовалась та.

– Этот молодой приват-доцент считает, что мы с ним должны пуститься в крупную коммерческую авантюру в расчете на нервные срывы американских пациентов.

Обеспокоенный Франц уставился на Бейби, а Дик между тем продолжал:

– Но кто мы с вами такие, Франц? Вы – носитель прославленной фамилии, а я – автор двух учебников. Достаточно ли этого для привлечения клиентуры? К тому же у меня нет даже десятой доли требуемой суммы. – Он заметил, как Франц цинично усмехнулся. – Даю честное слово, что у меня ее нет. Николь и Бейби богаты как Крезы, но я еще не успел наложить лапу на их богатство.

Теперь уже все прислушивались к их разговору – интересно, слышит ли его девушка за спиной, подумал Дик. Мысль показалась ему забавной, и он решил предоставить Бейби говорить за него, как нередко делают мужчины, позволяя женщинам подать голос при обсуждении дел, им неподвластных. Бейби вмиг преобразилась в своего рассудительного и практичного деда.

– Думаю, вам следует обдумать это предложение, Дик. Я не знаю, что именно сказал доктор Грегори, но мне кажется…

Девушка за его спиной, выпустив струю дыма, наклонилась, словно бы для того, чтобы поднять что-то с полу. Лицо Николь, сидевшей напротив Дика, выражало полную растворенность в нем, ее красота, трогательно-доверчивая и ищущая, питала его любовь, всегда готовую защищать ее.

– Подумайте, Дик, – взволнованно настаивал Франц. – Человеку, пишущему книги по психиатрии, необходим клинический опыт. Юнг, Блейлер, Фрейд, Форель, Адлер – все они пишут, но все имеют и постоянную клиническую практику.

– У Дика для этого есть я, – улыбнулась Николь. – Думаю, со мной одному человеку практики вполне достаточно.

– Это – совсем другое дело, – осторожно возразил Франц.

А Бейби уже проворачивала в голове мысль о том, что ей не придется беспокоиться за Николь, если та будет постоянно жить при клинике.

– Мы должны тщательно все обдумать, – сказала она.

Ее безапелляционность лишь позабавила Дика, но он все же решил ее немного окоротить.

– Решение остается за мной, Бейби, – мягко напомнил он, – хотя я признателен вам за то, что вы готовы купить мне клинику.

Сообразив, что переборщила, Бейби поспешила загладить бестактность:

– Разумеется, это исключительно ваше дело, Дик.

– Такое важное решение потребует времени на обдумывание, – сказал он. – К тому же я не уверен, что нам с Николь понравится подолгу стоять на приколе в Цюрихе. – И предвосхищая возражения Франца, добавил, глядя на него: – Знаю-знаю: в Цюрихе есть и газ, и водопровод, и электричество, я ведь прожил там три года.

– Не буду торопить вас с ответом, – сказал Франц. – Но уверен, что…

Сто пар пятифунтовых ботинок затопали к выходу, и компания Дика последовала за ними. Снаружи, в бодрящем морозном воздухе, под лунным светом, Дик увидел ту самую девушку – она привязывала свои салазки к одной из конных упряжек. Они уселись в собственные сани и под трескучее щелканье кнутов лошади, натянув поводья, грудью рассекли темноту. Мимо них пробегали люди, кто-то пытался вскочить в сани на ходу, молодые, дурачась, стаскивали друг друга с салазок в пушистый снег, те снова вскакивали, бежали вдогонку, крича: «Не бросайте нас!», и, отдуваясь, опять плашмя падали на салазки. По обе стороны от дороги расстилались благодатно мирные просторы; дорога, по которой следовала кавалькада, поднималась вверх и казалась бесконечной. После выезда из деревни все притихли и, повинуясь атавистическому инстинкту, словно бы стали прислушиваться, не раздастся ли в широкой снежной пустыне волчий вой.