За сценой сегодня тихо. Только из комнаты отдыха, где сидят Ланс с Бобом, доносится приглушенный звук телевизора.
– Я имел в виду твой номер, – говорю я. – Он у тебя получился чересчур многослойным. Разбери его и вернись к основе.
Скрестив руки, я сажусь на стол, стоящий у меня за спиной, и окидываю Фи медленным взглядом. Не знаю, соблазнил ли он ее, однако определенную перемену в собственном теле я почувствовал. Чтобы в джинсах стало попросторнее, приходится положить лодыжку на колено.
После нашей поездки в Сан-Франциско прошла неделя. Мы, как всегда, без конца поддеваем друг друга, но теперь это не столько словесная перепалка, сколько обмен дразнящими взглядами и прикосновениями. Фарли испытывает меня на прочность и наблюдает за тем, как расширяются мои глаза, а я отвечаю ей примерно тем же.
Мы уже выяснили, что наши желания совпадают, и эта игра помогает нам скоротать период ожидания. Правда, чего мы ждем, я точно не знаю. Вроде бы запрет снят, и все мои мысли об одном. Если раньше определенные контакты давались нам тяжело, то теперь тяжелее стало не контактировать.
Тем не менее я стараюсь как можно больше времени проводить с Хейзл, пока она не уехала в Огайо. А Фарли я должен обеспечить не только поддержку, но и пространство для работы над материалом.
Вот почему мы решили обкатать номер в клубе Ланса без Кары и Шоны, чье присутствие создало бы дополнительную нервозность. Наша игра – лишь необходимое отвлечение, помогающее Фарли справиться с нервами. Перед выступлениями мы всегда разминались, подтрунивали друг над другом, соревновались в остроумии. Но сегодняшняя импровизация особенная. И довольно опасная. Как катание на акваплане: ни тебе руля, ни тормозов.
Фарли стонет. Наверное, виновато мое воображение: я улавливаю намек на секс.
– Увы, ничего хорошего не выходит. Все какое-то… ненастоящее.
– Тогда будь более искренней. Расскажи о том, что происходит в этой голове в последние дни, – говорю я и прикусываю губу, чтобы не усмехнуться.
По лицу Фарли скользит мимолетная улыбка.
– Господи! Похоже, я выйду на сцену и понесу полную отсебятину. Это будет катастрофа! – Вскочив с кресла, она начинает шарить вокруг в поисках блокнота и карандаша. – Напрасно я позволила тебе, Майер, меня отвлечь. Я и так была достаточно напряжена, а тут еще твое тело и твои вампирские взгляды…
Я усмехаюсь: пора удвоить ставку.
– Ты мне позволила? При участии моего тела? – Щеки Фарли краснеют, и я продолжаю: – Так значит, моя задача в том, чтобы снимать напряжение?
Ее не так-то легко переиграть. Шестеренки в ее голове энергично крутятся (я отчетливо представляю себе, как это происходит), и в результате она выдает ответ:
– Если так, то ты мог бы просто не мешать мне взять то, чего я хочу.
От теплого хрипловатого призвука в ее голосе у меня по шее пробегают мурашки.
– Джонс, во многом я с радостью предоставлю тебе меня вести. Почти во всем. До определенного предела. – Я делаю паузу и смотрю на ее ключицы, на то, как быстро поднимается и опускается ее грудь. – Но когда мы достигнем этого предела, я сам дам тебе то, что нужно.
– Упиваешься собой, да? – выдыхает Фи, сверкнув взглядом.
– Давай упиваться вместе.
Она усмехается на вдохе и широко раскрывает глаза.
– Думаю, сейчас даже ты не сможешь сбить мне настрой, Майер. Сбивать просто нечего.
– Когда это я зарекомендовал себя как неоправданно самодовольный тип? – спрашиваю я и, схватив себя за подбородок, вспоминаю все то, что я мысленно делал с ее телом: как оно выгибалось в моих руках, как кожа прикасалась к коже, как я ощущал на своих коленях приятную тяжесть…
Фарли вдыхает через нос. Сначала вспыхивают ее щеки, потом краска заливает шею. Дальше, наверное, покраснеет грудь. Как тогда, в гостинице… Черт! Ладно, надо тормозить. Пока, так сказать, флаг не поднялся.
Румянец Фарли бледнеет, в глазах появляется паническое выражение.
– Майер! Майер, я ничего не помню! Весь старый материал выветрился из головы. Я выйду на сцену, встану столбом и умру.
Ее губы становятся пепельными. Пора нырять, спасать утопающую.
– Ну-ну-ну… – Я перехватываю и задерживаю ее взгляд. – Дыши ровнее, Фи. Сегодня самый обычный день. Ты остроумнее всех, кто сидит в зале. Иди к ним и просто выложи все то, что происходит в твоей ненормальной голове. Поделись с ними своими мыслями, и они в тебя влюбятся. Вот увидишь. Публика будет ловить каждое твое слово. У Ланса ты можешь чувствовать себя как дома. Давай подышим вместе, дорогая.
Она разнервничалась, как никогда, тем не менее берет себя в руки и повторяет за мной: вдох, раз, два, три, выдох… Мы проделываем это упражнение множество раз, так проходит несколько минут.
Постепенно лицо Фарли снова розовеет, однако я не свожу с нее глаз до тех пор, пока она не вздыхает с некоторым облегчением. Я держу ее плечи, быстро поглаживая их большими пальцами. В этом движении туда-сюда есть что-то нервозное. Как будто я успокаиваю и себя. Черт возьми! Кажется, мне передалась ее паника.
– Фи, я не думал, что тебе так страшно. Извини. Знал бы – не стал бы тебя дразнить.