Все цвета моей жизни

– А как вы догадались, что чай из грибов мне бы не понравился?

– Случайно, – отвечает она, склоняет голову набок и изучающе смотрит на меня. – Как вы тут, осваиваетесь? Я несколько раз пробовала поймать вас, но… случая все не было.

– Да, осваиваюсь, спасибо. Все время хожу на собеседования.

– Понятно… Ну и как?

– Пока не очень.

– А чем вы занимаетесь?

– Была сиделкой, но не хотела бы больше работать с людьми.

– Это ограничивает, – отвечает она, улыбаясь вместе со мной и добавляет, поднося к губам чашку: – Природа, может быть… Но только не грибы!

К собственному удивлению, я смеюсь и говорю:

– Я пришла потому, что Димитрий составил петицию, чтобы вы сняли свои колокольчики, и все жильцы ее подписали.

Она озадаченно переспрашивает:

– Неужели все?

– Я – нет. Они мне нравятся.

– Спасибо.

Она бросает на них взгляд, а они в ответ позвякивают, как будто откликаясь на внимание хозяйки.

– Что ж, если всех беспокоят, я, пожалуй, сниму. Только непонятно, почему мне никто этого не сказал.

– А знаете, по-моему, все подписывали только потому, что он им велел. Он теперь понесет свою петицию в ассоциацию жильцов.

И тут она хохочет:

– Где президентом – я! И это ставит меня в неловкое положение. Придется организовывать встречу с самой собой и обсуждать вопрос о снятии вещи, которой я так дорожу. Но иногда очень важно встречаться с собой…

Она отпивает глоток чая и поверх своей чашки внимательно смотрит на меня.

Я ерзаю в кресле оттого, что мне становится неуютно, хотя оно тут ни при чем, и говорю:

– Я ведь сказала, что меня колокольчики не беспокоят. Я даже подумывала повесить такие же, так что вам нет смысла убирать свои, потому что моя квартира ближе к нему, чем ваша.

– Элис, – произносит она, – будьте с ним поосторожней. Может, он согласится на бесплатное занятие со мной. Я тогда быстро его раскушу.

– Рэйки? – спрашиваю я, снова ощущая приступ цинизма. От самозванки Эсме у меня остался плохой привкус во рту.

– И не только. Рефлексология, гомеопатия, лечение кристаллами.

Я прямо раскаляюсь от гнева. Все это ерунда. И толку от нее никакого! Трюкачи всякие. Шарлатаны. Аферисты. Все, хватит, наслушалась.

– Мне нужно идти. Приятно было познакомиться.

Она, удивившись, что я так резко оборвала разговор, вскакивает на ноги, чтобы остановить меня.

– Может, придете как-нибудь на занятие? – спрашивает она.

– Зачем это?

– Посмотреть, что я делаю, – отвечает Наоми. – Затем, что вам нужно сбросить с себя путы сомнения. Слишком вы циничны для своих молодых лет.

* * *

– Ничего с тобой особенного нет, – произносит Эсме, сидя напротив меня.

Ее слова совсем меня не успокаивают. Мы сидим у нее в сборном домике, в двух удобных креслах у окна.

– Думаешь, я обманываю, – начинает она. – Но это не так. Может, я не такая хорошая, как ты, не такая одаренная от природы. Ты видишь то, что я чувствую.

– Вы не чувствуете этого.

– Я училась несколько лет. Знаешь, сколько времени нужно, чтобы стать мастером рэйки?

– То, что человек учился, еще не значит, что он умеет. Думаю, у вас очень хорошо получается морочить людям головы, и они начинают думать, какая вы необыкновенно мудрая. Наверное, вы и себе голову заморочили. Может, вы хорошо считываете людей, хорошо манипулируете, но меня вы не проведете. Вы распыляли энергию Госпела во все стороны, как будто включили миксер и не закрыли его крышкой. Все забрызгали. Он не мог играть в футбол, потому что вы оставили оранжевое у него на колене.

Она задумывается:

– Оранжевое… Что это значит?

– Это значит, что в тот день он не мог играть в футбол. Он хорошо забивает, а не мог доверять своим ногам.

– Вот это да, – бурно дыша, произносит она, только взволнованно, а вовсе не чувствуя стыда и раскаяния, как я ожидала. Потом наклоняется вперед и тянется ко мне, чтобы взять за руку.

Я отстраняюсь.

– Извини, – говорит она. – Может, поработаем вместе, Элис?

Я смеюсь:

– Работать вместе? Но мне всего пятнадцать лет. Я еще школу не кончила.

– Конечно, но здесь, в школе, ты можешь помогать своим одноклассникам, друзьям, а после школы, если хочешь, я тебя завалю работой. Ты можешь стать моими глазами. Мы могли бы работать вместе. Могли бы столько волн по миру запустить! Мы могли бы столько денег сделать, Элис. Я могла бы сделать тебя богатой.

От ее волнения бирюзовый делается все ярче и темнее, начинает подавлять другие цвета. Это цвет личного статуса и славы.

Она не хочет помогать людям; она хочет использовать их к своей выгоде. Резкий пурпурный цвет учительницы-самозванки заметно блекнет, перебитый напористым, сильным бирюзовым. Ее настойчивость граничит с наглостью. Я неожиданно разочаровываюсь оттого, что она ненастоящая. Хочется найти человека, на самом деле похожего на меня. Я поднимаюсь и выхожу.

* * *