Все умерли, и я завела собаку

Иногда миры непохожих открыток сталкивались – это происходило во время наших семейных встреч с Симпсонами. Я считала эти визиты возможностью показать родителям цели, к которым им следовало стремиться. Так коучи используют зависть в качестве мотивирующего принципа. Но семья моя так легко не поддавалась, и моя одержимость столь организованным образом жизни их лишь изумляла. Сверкающая кухонная утварь Симпсонов не производила на Рэйч никакого впечатления. Папа весьма критически рассматривал книги на их полках, а мама сразу же просила дать ей пепельницу и открыть побольше вина за обедом. Словом, наша фирменная развращенность мгновенно портила спокойную и безмятежную атмосферу этого дома.

Во время таких визитов я всегда чувствовала себя неловко. Я боялась момента, когда папа начнет рассуждать о капитализме, подавляя своим интеллектом любые разговоры про отпуска и школьные праздники. Мама элегантно уводила беседу в сторону, не давая папе зайти на опасную почву. Для этого у нее было запасено множество забавных историй.

Гораздо проще было исследовать мир семей, имеющих собаку, в одиночку. Я научилась мимикрировать и сливаться со средой. А для этого я внимательно наблюдала за их поведением и перенимала детский лексикон – «вкусняшка!», «уррра!», «дурачок»… Я всегда поднималась по утрам первой, чтобы показать, что для меня ранний завтрак в кругу семьи – самое естественное дело.

Даже причины редких семейных конфликтов у Симпсонов казались мне поразительно милыми. Они ссорились из-за того, чья очередь лидировать в «Монополии» и включать ли в машине Фила Коллинза или выбрать другую музыку. У нас же конфликты были другими: «Сколько еще этот чертов чилийский пианист будет ночевать на нашем диване?» (Ответ: «Вечность!»)

У Симпсонов был загородный коттедж в Саффолке, и меня иногда приглашали туда на уик-энды. Мы загружались в их машину, запасались сладостями в дорогу и играли в «шпиона», а Ральф спокойно спал в багажнике за решеткой. «Кто хочет пойти и нарвать фенхеля к обеду?» – спрашивала их мама, Салли, и сразу же предлагала мне сменить красивые кожаные туфли на резиновые сапоги. Мы бегали по полям, а Ральф несся впереди, энергично размахивая хвостом. Мы играли в настольные игры и отправлялись в «поездки», останавливаясь в сельских пабах, чтобы заказать креветок. А потом нас ожидали ванна, чай и «только одна глава из ваших книжек!», перед тем как в доме гасили свет.

Выходные у Симпсонов становились для меня пропуском в совершенно другую жизнь, где четко разделены миры взрослых и детей. Здесь люди разговаривали, не переходя на длинные монологи, усыпанные цитатами из Филиппа Ларкина.

Может быть, все переживают нечто подобное, когда проводят время в кругу других семей? Когда мы начинали собирать сумки, чтобы возвращаться в Лондон, я чувствовала себя предательницей. Я возвращалась к тем, кто совершенно не сознавал моего эмоционального предательства. Люси и ее сестра Джессика мирно спали в машине, а я смотрела на мелькавшие в окне безмятежные сельские пейзажи, терзаясь противоречивыми чувствами. Меня тянуло к этой другой жизни, но в то же время я испытывала облегчение от возвращения в знакомую и теплую реальность моей эксцентричной семьи.

Я подходила к дому с готическими окнами. Трикл спешил мне навстречу по газону, и его причудливый ошейник поблескивал на солнце. И я ощущала чувство принадлежности нашему странному миру. Я завидовала жизни Симпсонов, но люди из странного готического дома были моей бандой. А члены банды всегда держатся вместе.

Глава четвертая

Как-то ночью мы с Рэйч проснулись оттого, что кричала мама. В Холли-Виллидж хватало драм, но на тот раз что-то было не так. Мы бросились на лестницу, чтобы подслушать. Папа что-то крикнул в ответ, потом хлопнула дверь и все кончилось. Мы проскользнули в свою спальню, решив все обсудить в нашем секторе Газа.

Эпических семейных ссор у наших родителей никогда не случалось. Мама обезоруживала вспылившего отца спокойным тоном, достойным переговорщика при захвате заложников. Замаскированная враждебность и захлопнутые двери были нам чужды. Обычно все конфликты в нашем доме разрешались шумно и быстро. Но молчание стало новым оружием в мамином арсенале – надо признать, весьма эффективным в атмосфере постоянного шума.

В Холли-Виллидж явно что-то происходило.

Папа стал все время проводить в закрытом кабинете. Он о чем-то тихо разговаривал по телефону с Анитой. Мама, цокая каблуками, возвращалась из театра позже, чем обычно. После этого папа часто стремительно спускался по лестнице. Очень редко они проводили ночь вместе – в нашей семье все как-то изменилось.

Как-то в субботу Рэйч решила разобраться, что происходит. Папа дремал под фильм с Бингом Кросби, а она совершила налет на родительскую спальню. Мама ушла на обед в клуб «Занзибар» со своими театральными друзьями-геями.

Рэйч, как истинный следователь, обшаривала ящики, а я стояла на стреме. Мне досталась роль недотепы, которому нельзя доверить ничего более ответственного.