Читаем Все в мире поправимо… полностью

Отходит от перрона поезд,

Как будто от души моей.

И кто-то смотрит, успокоясь,

На колыхание огней.

А кто-то им вдогонку плачет.

И, видно, боль его права.

И ничего уже не значат

В окне беззвучные слова.

«У Вечного огня…»

У Вечного огня,

Зажженного в честь павших.

Не на войне минувшей, —

Павших в наши дни,

Грущу, что никогда

Они не станут старше.

И думаю о том, как молоды они.

И возле их имен – живых, а не убитых —

Мы все в минуты эти и чище, и добрей.

И падает снежок на мраморные плиты —

Замерзшие в полете слезы матерей.

«Видел я омута…»

Видел я омута… —

В них вода холодна,

И, как полдень, чиста,

И, как слезы, ясна.

А заглянешь им вглубь,

Растревожишь чуть-чуть, —

И поднимется разная нечисть со дна.

И воды уже нет —

Только черная муть.

Я смотрю в них с тревогой,

Смотрю неспроста,

Потому что я в людях

Встречал омута.

«Над столами шквал бездарных песен…»

Над столами шквал бездарных песен,

Где жюри притихшее сидит,

Веря, что родится новый Пресли

Иль Серебряников Леонид.

Замирает зал от песнопений.

И волна оваций – по рядам,

Будто написал стихи Есенин,

А мелодии – Бабаджанян.

Что с искусством происходит ныне,

Если пошлость вызвала восторг,

И у тех, кто глух к былым святыням,

И у тех, кто в этом знает толк.

«Лесть незаметно разрушает нас…»

Лесть незаметно разрушает нас,

Когда молчаньем мы ее встречаем.

И перед ней, не опуская глаз,

Уже стыда в себе не замечаем.

Нас незаметно разрушает лесть.

Льстецы нам воздвигают пьедесталы.

И нам туда не терпится залезть,

Как будто вправду мы иным и станем.

«Везли по улицам Москвы…»

Везли по улицам Москвы

Прах Неизвестного солдата.

Глазами скорби и любви

Смотрели вслед мы виновато.

И в те минуты вся страна

Прильнула горестно к экранам.

И ворвалась в сердца война, —

И к молодым, и к ветеранам.

Ко дням потерь и дням разлук

Нас память снова уносила.

И рядом с дедом плакал внук,

Еще всего понять не в силах.

«Двадцать лет власть говорит…»

Двадцать лет власть говорит,

Что надо

Жизнь переустроить для страны.

Чтобы с зарплатой

Полный был порядок.

И чтоб права забрали у шпаны.

Но годы мчат…

Жизнь мало изменилась.

Та ж нищета, бесправие и гнет.

Случится ль то, что не случилось?

Или народ опять напрасно ждет?

«Вхожу в магазин…»

Вхожу в магазин —

Всюду импорт.

Цена до небес,

Но бери…

Картофель для русских

Был вырыт

Не в Курске

И не в Твери.

А все, что страна создавала,

Растила своим землякам,

Теперь не имеет навара,

Чтоб лучше жилось чужакам.

«Мы живем среди надежд и страха…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза