Всё, всегда, везде. Как мы стали постмодернистами

В 2006 году универмаг Selfridges, в котором Малкольм Макларен вместе с другими ситуационистами устроили набег Санта-Клаусов более чем тремя десятилетиями ранее, провел фестиваль FuturePunk с демонстрацией фильмов, лекциями, выступлениями групп, показами мод и семинарами. Макларен умер в 2010-м. В 2016 году Джо Корре, основатель марки нижнего белья Agent Provocateur, вместе со своей матерью Вивьен Вествуд сжег редкие и музейные артефакты панк-культуры на сумму пять миллионов фунтов стерлингов. Он считал, что панк стал не чем иным, «как брендом вроде Макдоналдса <…>, принадлежащим государству, истеблишменту и корпорациям»[124].

II

Тем не менее в Sex Pistols было нечто большее, чем акционизм в духе Манифеста ситуационизма. Их успех отчасти был связан с катастрофическим экономическим положением Британии в середине 1970-х, следствием которого также стал приход к власти в 1979 году Консервативной партии с Маргарет Тэтчер во главе. Sex Pistols были не просто субкультурным феноменом, но симптомом более глубокого недуга. С точки зрения еще одного панка из этой главы, Жана-Франсуа Лиотара, великий нарратив о кейнсианском управлении спросом и государственном вмешательстве для обеспечения полной занятости, на котором держался консенсус общества в развитых индустриальных странах Западной Европы и Северной Америки, выглядел намного менее убедительным, чем когда-либо ранее.

Сломанные шестерни посыпались из коробки передач британской экономики несколькими годами ранее, при консервативной администрации Эдварда Хита, когда шахтеры объявили забастовку из-за того, что их заработная плата не поспевает за инфляцией, которая, в свою очередь, резко выросла из-за действий ОПЕК, в четыре раза повысивших мировые цены на нефть. Последствия этой забастовки оказались катастрофическими: Хит посчитал, что в текущих условиях правительство вынужденно объявить чрезвычайное положение и обязать промышленность перейти на трехдневную неделю в целях экономии электроэнергии. На парламентские выборы 1974 года Хит, чтобы заручиться общественной поддержкой своей позиции сопротивления требованиям уступить забастовщикам, решил идти под лозунгом, ставящим перед избирателями вопросом ребром: «Кто правит Великобританией?»

Риторика оказалась выстрелом себе в ногу: консерваторы проиграли; однако, когда Лейбористская партия под руководством Гарольда Вильсона сформировала правительство, оно оказалась в тяжелом финансовом положении. Отчасти это произошло потому, что, согласившись удовлетворить требования горняков, Британия оказалась не способна оплачивать выставленные ими счета. Это усугубило экономический кризис, с которым Британия уже столкнулась. В результате резко выросла безработица и стало очевидно, что послевоенный золотой век экономического бума и полной занятости закончился. Разочарование и политикой правительства, и проверенными веками подходами к экономике, особенно среди молодежи, росло так же быстро, как инфляция и безработица — или, как называли это новое сочетание спада в экономике с ростом цен, стагфляция.

Кризис заставил канцлера казначейства Дениса Хили обратиться в Международный валютный фонд за многомиллиардной ссудой, что было отчаянным, даже унизительным шагом в глазах патриотически настроенных британцев, поскольку они полагали, что Великобритания не относится к тем банановым республикам, которые обычно со шляпой в руках шли на поклон в МВФ. Условием кредита было введение режима жесткой экономии, что привело к спирали резкого роста безработицы. В июле 1973 года не имели работы 27 000 молодых людей в возрасте до восемнадцати лет. В январе 1977 года эта цифра составляла 122 000 — рост на 353 %[125]

. К тому времени, когда God Save the Queen попал в чарты, 6 % британцев трудоспособного возраста были безработными. На этом безрадостном фоне попытка Sex Pistols еще больше унизить самооценку Британии оказалась более чем эффективной и всё более правдоподобно звучали настойчивые утверждения нового лидера консерваторов Маргарет Тэтчер о том, что для восстановления величия Британии необходимо сворачивание государственного вмешательства в экономику и сокращение государственных расходов, даже несмотря на то, что сами по себе эти настойчивые призывы были частью очередного великого нарратива, который и Джонни Роттен и Жан-Франсуа Лиотар, хотя и по разным причинам, сочли бы таким же нелепым, как и предыдущий.