Всегда солдат

Отчаянный поступок

На другой день мы не вышли на работу.

— Там скорее загнешься, — сказал Клементьев, — а надежды на побег никакой.

Я согласился. Да и чувствовали мы себя неважно. Ночь провели на воздухе. В бараке не нашлось свободных мест. Добрая треть рабочего батальона оказалась в нашем положении. Нам еще повезло — мы сумели втиснуться между спящими и легли у самой стенки барака.

Среди ночи неожиданно посвежело, заполыхали зарницы, глухо зарокотал гром. Деваться все равно было некуда, и мы остались на своих местах.

— Может, минует, — сквозь дрему произнес Виктор.

Я промолчал.

Гром приближался. Все чаще сверкали молнии, распарывая своими иглами горизонт. Свет их вырывал из тьмы клубящиеся края зловещих облаков, ряды колючей проволоки, сторожевые вышки, грязные стены бараков и продрогших изможденных пленных, отдававших жалкие остатки своего тепла остывшей земле.

Правее могильным провалом зияла свежевырытая траншея. Доносился сладковатый, тошнотворный запах разлагающихся трупов. В отблесках молний я иногда различал торчащие из земли головы и руки со скрюченными пальцами. И тогда казалось, что мертвецы вылезают из гигантской могилы и безмолвно взывают к живым.

А с востока нарастал шум. Если бы это был шум боя! Но фронт проходил далеко и с каждым днем отодвигался все дальше.

Шум приблизился. Запахло сырой землей. Первые капли упали мне на лицо, на ладони. Эти капли были похожи на слезы, на трудные, нечеловеческие слезы, которые я иногда замечал в глазах товарищей по плену.

Я подставил лицо под дождь и лежал не шевелясь. Дождь усилился и наконец хлынул на землю шуршащим, как шелк, потоком. Но никто не вскочил, не поднялся. Люди только плотнее вжались друг в друга, стараясь не пропустить влагу под себя.

Так мы пролежали до рассвета, а утром долго согревались, бегая вокруг барака.

В тот день по лагерю разнесся слух, что для уборки урожая в немецких экономиях не сегодня-завтра начнут набирать пленных. Я и Виктор решили любыми путями попасть в первую партию. Но события повернулись иначе. Вечером у меня начался сильный кашель, подскочила температура. Меня кидало из стороны в сторону, как во время шторма на палубе корабля. В таком виде нечего было и думать появляться на глаза гитлеровцам.

С большим трудом Клементьев разыскал в глубине барака два места: соседи так потеснились, что ноги одного оказались на груди другого. Виктор буквально по соломинке натаскал мне тоненькую подстилку. Несколько дней я отлеживался, выходил только за получением баланды и хлеба. Полицай, давно приметивший меня, часто наведывался в барак и осведомлялся:

— Как там доходяга Сабуров? Не дошел?

— Жив, — угрюмо отвечал Виктор.

— Ничего, к утру дойдет, — обещал полицай и удалялся.

Если он не заставал меня в бараке, то отыскивал в очереди за едой.

— А ну, красавчик, — кричал еще издали полицай, — дай я на тебя полюбуюсь. Парень ты симпатичный и гордый. Жаль с таким расставаться. Как, хлопцы, верно я говорю?

Пленные молчали и отводили глаза. Иногда из толпы раздавался голос:

— Зато с тобой, шкура, не жалко будет расстаться! Но оскорбления не трогали нашего полицая.

— Так-так, — спокойно отвечал он. — Шкура, значит? Доберусь я до вас, горлопанов. Мне все равно, кто кричал. Всем вам обеспечена коммунальная квартира за бараками!

Прошло несколько дней, как я слег. Однажды сказал Виктору:

— Брось ты меня и уходи, пока не поздно.

— Идиот безмозглый, — добродушно выругался Клементьев. — Ты понимаешь, что говоришь! В другое время за такие слова я бы тебя просто прибил. И был бы прав.

— Ладно, прав… тысячу раз прав, — успокоил я друга. — Спасибо.

— То-то! — и Виктор погладил мой влажный от испарины лоб.

К концу недели температура спала, я почувствовал себя значительно лучше. В понедельник мы оба уже «дежурили» у ворот лагеря.

Нам повезло. Часа через полтора к воротам подъехал в тарантасе немец в штатском. Это был владелец экономии. Ему требовалось пятьдесят пленных.

Впереди нас стояло человек тридцать.

— Кажется, наше дело в шляпе, Виктор. Нам бы только вырваться отсюда…

Полицай построил нас в колонну по три в ряд. Начался осмотр. Хозяин экономии, крупный упитанный человек с большими руками, покрытыми рыжим пухом, сам отбирал будущих работников. Каждого кандидата он ощупывал с ног до головы, пробовал мускулатуру, сильными узловатыми пальцами оттягивал вниз подбородок и, пригибаясь, заглядывал в рот.

Если пленный отвечал требованиям, владелец экономии коротко бросал: «Gut». Через час в группе счастливцев оказался и Виктор.

Настала моя очередь. Быстро, точно обыскивая, немец обшарил пальцами мое тело, потом вдруг приподнял меня и опустил на место. Голова у меня закружилась, я качнулся, едва удержавшись на ногах.

Хозяин экономии сплюнул сквозь зубы и отрицательно мотнул головой.

— Прочь! — тут же приказал солдат.

Я не трогался с места.

— Прочь! — пролаял гитлеровец и больно ткнул меня сапогом пониже спины.