Всего лишь женщина

В тот день вечером, делая уроки, мы напоследок с дочкой сели за чтение. С ним у нее были большие проблемы. Она вообще не любила читать. И, по природе медлительная, отставала в чтении от своих сверстников. Каждое занятие с букварем у нас с ней заканчивалось слезами. И на этот раз все шло из рук вон плохо. Она начинала беспричинно плакать, капризничала, то ей требовалось срочно попить, то удовлетворить другие физиологические потребности, в общем, она тянула время, как могла, только бы не заставляли ее читать. Она находила кучу причин, чем меня выводила из себя. В конце концов я, не выдержав, ударила ее кулаком по голове. Она расплакалась еще больше и отправилась в ванную комнату, умыться.

Меня же теперь переполняло чувство жалости к маленькой любимой дочке. Теперь я мучилась угрызениями совести, начинала корить себя, что не сдержалась, что вообще не умею себя вести, как подобает любящей матери. От избытка таких чувств втихаря от мужа и детей поревела и дала себе честное пионерское, что никогда больше не подниму руки на своих любимых чад.

На следующее утро жизнь продолжилась по избитому курсу. Позавтракав, отец повез по дороге на работу дочь в школу, а мы с сыном пошли в садик. В середине дня, как обычно, я пошла в школу забирать дочь после занятий. Встретив ее, угостила яблочком, которое она тут же и с удовольствием взяла и начала грызть. И тут я заметила у нее в лице что-то необычное, вызвавшее у меня еле уловимую волну тревоги. Она как-то странно жевала, странно улыбалась. Почему, я не поняла. Но ощущение тревоги усиливалось. Я невольно задала вопрос, скорее себе, а не дочери:

– Что с тобой, доча? Ты как-то странно улыбаешься.

– Ничего, – отвечала она.

– У тебя ничего не болит, тебя ничего не беспокоит?

– Нет, – покачала она головой. – У меня ничего не болит.

Всю дорогу домой я наблюдала за ней, но так ничего и не поняла. Дома за обедом, когда увидела, как она ест, в груди опять больно кольнуло и вновь появилось чувство тревоги. Господи, что с ней происходит, что не так?

– После обеда, встревоженная неизвестностью, я осмотрела у дочери ротовую полость. Мне показалось, что все там нормально. Но я решила обратиться к специалисту, чтобы успокоиться. Зубной врач, осмотрев Машу, тоже ничего не нашел.

– Мне кажется у нее правая щека немного отекшая, может, у нее флюс? – предположила я, не зная, как объяснить доктору свою тревогу.

– Мамочка, нельзя так сильно опекать ребенка, – сказала врач. – Я же вам говорю, что все нормально.

Это было в пятницу. Впереди два выходных дня, поликлиника не работает. Хотя после осмотра врача я немного успокоилась, чувство внутренней тревоги немного отступало.

Вечером после работы пришел муж. Видимо, мое душевное состояние было ярко отражено на лице, и он тревожно спросил:

– Что случилось? У вас все нормально?

– Что-то с Машей не так, а что именно, не могу определить.

– А что с ней может быть не так? – с этим вопросом он пошел к детям в комнату. Дети сидели на полу, на ковре, и дружно играли в лего, строили гаражи, в которых сын ставил свои машинки. Увидев отца, они радостно улыбнулись папе, не отрываясь от игры. У дочки на лице была кривая улыбка.

Отец, встревоженный увиденным, растерялся. Не имея никакого отношения к медицине и не зная, как все это определить, он поставил свой оглушительный диагноз:

– У нее искривление лица.

Он произнес то, о чем я даже боялась подумать. Мне стало плохо, слезы полились по щекам. Муж подошел ко мне, и мы, сплоченные настигшим нас горем, обнялись. Меня прорвало, я начала плакать навзрыд, пытаясь заглушить плач на плече мужа, чтобы не потревожить детей.

– Откуда это? Из-за чего? Как это могло случиться? Ведь у нас ничего подобного нет в роду.

– У врача были? Что врач говорит? – спросил растерянный и напуганный муж.

– Да, конечно. Я думала, что это флюс. Повела ее к зубному, но она ничего не нашла. Я стала объяснять, что мне кажется, у Маши правая щека немного отечная. А врача сказала, что я слишком опекаю ребенка, и выставила нас за дверь.

Ночь выдалась бесконечно длинная. Я то и дело подходила к кровати дочери, она спала спокойно и с удовольствием посапывала. Никаких признаков болезни не замечалось. А я ходила, ревела. Ни о каком сне не могло быть и речи. Меня мучила мысль, что я собственноручно изуродовала дочь, когда ударила ее по голове. Угрызения совести меня просто съедали.

На другой день, в субботу, наблюдая, как дочь завтракает, мы с мужем не находили себе места. Она была весела, ее ничего не беспокоило. Но ела она одним концом рта, это у нее плохо получалось, каша вываливалась изо рта. Картина была жуткая.

Я собрала дочь и опять побежала в детскую поликлинику. Настроена была я решительно, мне необходимо было выяснить, что с моей дочерью и кто нам может помочь. А в душе боялась услышать самое страшное: ничего не поделаешь, вам не повезло, это не лечится, и ваша дочь останется навсегда уродиной. И нечего было бить ее по голове.

Дежурила наша участковая врач, с которой у нас сложились прекрасные отношения. Увидев нас, она спросила:

– Что, медики заболели?