Всей мощью огня

Побывали мы с ним в дивизионах, заглянули на наблюдательные пункты, в штабные блиндажи. Немало знакомых встретил там майор Кучер. Это и понятно. Ведь совсем недавно перевели его от нас. Улыбаясь, он пожимал руки красноармейцам, сержантам, командирам. И в то же время видел я, что все задумчивей, мрачней становится Виктор Афанасьевич. С чего бы это? Часть стала несравненно сильней. Огневая мощь выросла, как мы прикидывали, минимум в два раза. На смену лошадям пришли трактора и автомашины. Радио, наконец, стало основным средством связи. Тут радоваться надо, а мой старый товарищ грустит. И, будто услышав мой вопрос, Кучер сказал:

— Сам прекрасно понимаю, Георгий Никитович, что нет никакого повода для печали. Глупо все, лирика сплошная. Но поверь, что ежеминутно екает сердечко, когда смотришь на все это. Уже несколько месяцев служу в штабе артиллерии армии, а частичка души, чувствую, в полку осталась. И ничего с собой поделать не могу. Вроде бы и люди сейчас рядом со мной отличные, а все вспоминаю, вспоминаю… Наверное, так устроен человек, что часть, в которой он начинает службу, на всю жизнь остается в памяти. Как дом, где вырос, как деревня, в которой родился.

Что ж, я хорошо понимал Кучера. Мне трудно было даже представить, что вдруг по каким-то причинам я окажусь в другой части…

Уже под вечер мы вместе зашли к Кириллу Ильичу Тарасову. Он в своем блиндаже обсуждал что-то с майором Д. Ф. Ставицким. Увидев Кучера, оба поднялись из-за стола, сколоченного из неоструганных досок.

— Рад, очень рад, Виктор Афанасьевич, видеть вас! — Тарасов долго тряс Кучеру руку. — Слышал о вашем приезде. Только что возвратился из подразделений и вот с ходу утрясаю тут кое-что с Дмитрием Федоровичем.

— А что утрясать? Прикажите, товарищ комиссар, и будет исполнено! — весело сверкнул глазами Виктор Афанасьевич.

— Э, нет! Во-первых, я уже не комиссар, а заместитель командира полка по политической части. А во-вторых…

— Знаю. Но для нас вы всегда останетесь боевым комиссаром. Есть в этом слове что-то особенное. А что во-вторых хотели сказать, знаю.

— А во-вторых, — продолжил Тарасов, — я и раньше, имея полное право приказывать, старался не делать этого. Нужно убедить человека, добиться, чтобы он сам себе сердцем приказ отдал. Тогда непременно успех будет.

— Вполне согласен!

Долго мы тепло беседовали. Прослышав о приезде Кучера, в блиндаж потянулись все, кто хорошо знал его: Е. И. Темирханов, Е. М. Ряхин, К. Л. Иевлев-Старк. А вскоре пришел и командир полка Вениамин Александрович Холин. Оглядевшись вокруг, он нарочито строго обратился к своему заместителю по тылу:

— Придется наказать вас, Евгений Иванович. Безответственно относитесь к своим обязанностям. Разве так дорогих гостей положено принимать? Что подумают о нас в штабе артиллерии армии? Где праздничный ужин по поводу прибытия старшего начальника и бывшего однополчанина?

— Так мы же вас дожидались! — нашелся Темирханов, понимая, что командир полка шутит. — Прикажете подавать?

Не знаю, было ли что заранее подготовлено у нашего Евгения Ивановича, но только буквально через десять минут на столе уже стояли консервы, два котелка с горячей, обжигающей пальцы, картошкой в мундире, тарелка с солеными огурцами и луком, сало, нарезанное толстыми ломтями.

— Ну, друзья, — поднялся с кружкой в руке Вениамин Александрович, — тост у нас, думаю, может быть только один: за победу, за то, чтобы все мы дожили до нее.

— Не просто за победу, а за скорейший разгром врага! — добавил Тарасов.

И так хорошо, так тепло стало на душе. Нет, не от двух глотков водки, а от того, что все мы вместе, что живем едиными мыслями, что у всех нас единая цель: разгром врага, освобождение родной земли от ненавистных захватчиков.

А еще, хотя за столом ни слова об этом не было сказано, объединяло нас предчувствие, что назревают важные, быть может, решающие события, в самой гуще которых окажемся и мы.

Праздник на нашей улице

Отсчитывал дни хмурый октябрь, а у нас, можно сказать, все оставалось по-прежнему. Разве что на смену нестерпимой летней жаре пришла благословенная прохлада. Почти над самой землей висели тяжелые, будто налитые свинцом, облака. Но всех это только радовало. Ведь у фронтовиков свои понятия о хорошей погоде. Чем больше хмурится небо, тем меньше вероятность появления вражеской авиации. Что хорошего, если в небе сияет солнце, а в его лучах поблескивают «юнкерсы», которые вот-вот начнут пикировать на огневые позиции?

Конечно, и в затяжных дождях тоже радости мало. Раскисают дороги, вода скапливается в орудийных окопах, укрытиях для людей, в ровиках для хранения боеприпасов. Даже в обжитых землянках становится сыро и неуютно. Но в октябре сорок второго погода баловала нас: и небо закрыто тучами, и «всемирного потопа» нет.

Примерно в середине месяца нам сообщили, что 304-я стрелковая дивизия передается в 65-ю армию, бывшую 4-ю танковую.